На горе Машук

                                      Памяти М. Ю. Лермонтова

Кто чашу горя накренил

Над Машуком

                      тем смертным летом?

Кто дождь тяжёлый обронил

Над умирающим поэтом?

А ветер бился и кричал,

И тело травами окутал,

Чинары древние качал,

И гибель с колыбелью путал.

О этот гром над головой!

О сердце, принявшее выстрел!

Гремит Кавказ, а под Москвой

С деревьев — раненые листья.

Сплетались волосы с травой,

Со смертью жизнь переплеталась.

Природа смыть позор людской

Грозой полночною пыталась.

Но её убийства не избыть,

Как не избыть молвы в народе,

Что кровь Мартынову не смыть

И супостату Нессельроде.

Их тени бродят у черты,

Где навзничь тело распростёрто,

Где чёрный демон высоты

Сам на убийц накликал чёрта.

1969

Морское

А я, как гавань, корабли храню,
владивостокским солнцем запасаюсь.

А я, как волны, к теплоходам льну

и нежностью морской переполняюсь.

В меня бросают люди якоря

и чайки в душу падают отвесно,

и даже шторм, безумием горя,

в моих глубинах скапливает ветры.

А я, как память, у любви в плену,

жалею грустных женщин на причалах.

А я, как море, сам себя кляну,

когда тайфун планету раскачает.

А ты приходишь, в пригоршню берёшь

меня —

              и небо путаешь со мною...

А может, эти вёсла из берёз

и лодка, на которой выйдешь в море?

А может, ты Сибирью полыхнёшь,

и Ангарою буйною вольёшься

в мою волну,

                     и свет в меня вдохнёшь,

когда в Приморье из Саян вернёшься?

1966

На восток

А ты

затерялась надолго

в ликующе-грустной

                                 толпе.

Я помню:

вспорхнули ладони

и снова

          прижались к тебе.

Тревоги,

             подъёмы,

                            палатки

меня ожидают уже,

но сон мой

пока ещё сладок

на третьем моём

                           «этаже».

А поезд

в тумане по пояс:

на кране знакомое «Стоп»...

Скорее

            вези меня, поезд,

на Дальний

                  предальний Восток!

1964