Коктебель

Хочу к Волошину, в загадку Коктебеля,

В пучину моря, бьющего волной,

Зовущего тоскою корабельной

В стремнину сердца, в Киммерийский зной.

К Волошину, к его несладкой доле

Не скоро свою ниточку найдёшь.

К безумцу века, камертону боли

Так просто ни за что не попадёшь.

К Волошину приехать вознамерясь,

Скарб неудобных мыслей собери,

Возьми с собою творческую ересь,

К Отечеству любовь не просмотри.

Там, в космос отправляющемся доме,

Похожем и на шхуну, и на дом,

Увидишь лики Родины, с которой

Не встретишься ни нынче, ни потом.

Осмыслишь цвет России и застонешь

О том, что было и чего уж нет.

Представишь вдруг, как этот дом потонет,

Как уничтожат русский первоцвет.

Хочу к Волошину, в исчезнувшую небыль,

Где место есть и слову, и цветам...

Вон нежится Цветаева под небом,

Проносит свою горечь Мандельштам.

У Ходасевича перо сухого злака

Не выпало и держится в руке,

Забытая панама Пастернака

Ещё лежит у моря на песке.

В пустыню жизни киммерийской брошен,

Как бог античный, проплывая мель,

В своё бессмертье движется Волошин,

И умирает старый Коктебель.

2006

Коктебель. Дом Волошина

О, волошинский дом, как тебе неуютно
Посреди этой праздной, бегущей толпы.
Люди движутся мимо бесцельно, беспутно...
А тебе бы проснуться и встать на дыбы,

Словно питерский всадник,
                                              змею поразивший,
Но стоишь ты угрюмо и долго молчишь.
Твой Волошин, тебя подле моря родивший,
Так любил ураган и великую тишь.

Он не зря отыскал киммерийские дали,
Аскетический мир этой голой земли.
Акварели его — Божий свет передали
И в бессмертие тихой печалью вошли.

Дом Волошина смотрит в открытое море,    
Понт Эвксинский обласкан
                                            в чужих городах.
А у дома Волошина — плещутся зори,
И глухой, как Бетховен, молчит Карадаг...

Морское

А я, как гавань, корабли храню,
владивостокским солнцем запасаюсь.

А я, как волны, к теплоходам льну

и нежностью морской переполняюсь.

В меня бросают люди якоря

и чайки в душу падают отвесно,

и даже шторм, безумием горя,

в моих глубинах скапливает ветры.

А я, как память, у любви в плену,

жалею грустных женщин на причалах.

А я, как море, сам себя кляну,

когда тайфун планету раскачает.

А ты приходишь, в пригоршню берёшь

меня —

              и небо путаешь со мною...

А может, эти вёсла из берёз

и лодка, на которой выйдешь в море?

А может, ты Сибирью полыхнёшь,

и Ангарою буйною вольёшься

в мою волну,

                     и свет в меня вдохнёшь,

когда в Приморье из Саян вернёшься?

1966

На восток

А ты

затерялась надолго

в ликующе-грустной

                                 толпе.

Я помню:

вспорхнули ладони

и снова

          прижались к тебе.

Тревоги,

             подъёмы,

                            палатки

меня ожидают уже,

но сон мой

пока ещё сладок

на третьем моём

                           «этаже».

А поезд

в тумане по пояс:

на кране знакомое «Стоп»...

Скорее

            вези меня, поезд,

на Дальний

                  предальний Восток!

1964