Скиф Владимир Петрович

(род. 1945)

Известный сибирский поэт и публицист Владимир Петрович Скиф родился в 1945 году в поселке Куйтун Иркутской области. Секретарь правления Союза писателей России, завотделом поэзии журнала «Сибирь», советник Губернатора Иркутской области по культуре, академик Российской академии поэзии. Автор 27 книг: первая из них «Зимняя мозаика» была издана в Иркутске еще в 1970 году, а в 2017 году увидел свет двухтомник автора «Древо с листьями имён». Владимир Скиф — лауреат многих литературных премий, в том числе Большой литературной премии России. Печатался в Америке, Аргентине, Канаде. Его стихи переведены на сербский, венгерский и болгарский языки.

Скиф Владимир Петрович

Известный сибирский поэт и публицист Владимир Петрович Скиф родился в 1945 году в поселке Куйтун Иркутской области. Секретарь правления Союза писателей России, завотделом поэзии журнала «Сибирь», советник Губернатора Иркутской области по культуре, академик Российской академии поэзии. Автор 27 книг: первая из них «Зимняя мозаика» была издана в Иркутске еще в 1970 году, а в 2017 году увидел свет двухтомник автора «Древо с листьями имён». Владимир Скиф — лауреат многих литературных премий, в том числе Большой литературной премии России. Печатался в Америке, Аргентине, Канаде. Его стихи переведены на сербский, венгерский и болгарский языки.


Стихи О Санкт-Петербурге

Стихи о России

О каких местах писал поэт

Блокадный Ленинград

1

                                                                 Памяти Тани Савичевой


Блокадный день. Стучал свинцовый град,

Не стало сил для битвы и для мести.

И леденел холодный Ленинград,

И умирала девочка в подъезде.


Она ещё держала свой дневник

О всех умерших, кто был рядом с нею...

Когда Архангел перед ней возник,

Она ему сказала: — Леденею...


И выронила горестный дневник

Из рук прозрачных, тонких, как солома.

Архангел к тихой девочке приник

И ввысь понёс из ледяного дома.


Здесь мертвецу завидовать был рад

Любой живой. Сознанье отрицало

Весь этот ад... Был мёртвым Ленинград,

Но что-то в нём клубилось и мерцало:


Гранит ли поднимался на дыбы,

Солдат ли павший поднимался к бою.

На санках сами двигались гробы

И в небо уходили над Невою.


Казалось, уже не было людей,

Горели рвы и падали высоты.

И девятьсот блокадных чёрных дней

Стеною плотной выли самолёты.


...Вдруг рядом с солнцем в небесах возник,

Непобедимый и предельно краткий,

Последней болью дышащий дневник

Погибшей и бессмертной ленинградки.


2


                                                           Памяти Ольги Берггольц


Неужто Земля в этом месте пробита

До самого чёрного страшного дна?

«Никто не забыт и ничто не забыто...» —

Осталось тревогой на все времена.


Блокада булыжником в память зарыта,

И снова, как прежде, бьёт в сердце она.

«Никто не забыт и ничто не забыто...»

...Там не было хлеба и не было сна.

Там в жизнь —

                          из блокады —

                                                 дорога закрыта,

Полуторки рвали блокадную тьму.

Стоял Ленинград, в нём душа не убита,

И, может быть, выстоял он потому.


Голодных людей под гранитные плиты,

Казалось, вбивало свинцовой пургой.

«Никто не забыт и ничто не забыто...» —

Тогда и воскликнула

                                  Ольга Берггольц.


Здесь было сиянье из мужества свито,

Которое бездну смогло победить.

«Никто не забыт и ничто не забыто...»

А если забудем — нас надо судить.


Сегодня — себя только — помнит элита,

Которая стала чужой и глухой.

«Никто не забыт и ничто не забыто...»

Им кажется нынче пустой чепухой.


Но в Питере знамя гранитное взвито,

Блокадная боль достаёт облака...

«Никто не забыт и ничто не забыто...»

Бессмертной волной ударяет в века.


2015

Морское

А я, как гавань, корабли храню,
владивостокским солнцем запасаюсь.

А я, как волны, к теплоходам льну

и нежностью морской переполняюсь.


В меня бросают люди якоря

и чайки в душу падают отвесно,

и даже шторм, безумием горя,

в моих глубинах скапливает ветры.


А я, как память, у любви в плену,

жалею грустных женщин на причалах.

А я, как море, сам себя кляну,

когда тайфун планету раскачает.


А ты приходишь, в пригоршню берёшь

меня —

              и небо путаешь со мною...

А может, эти вёсла из берёз

и лодка, на которой выйдешь в море?


А может, ты Сибирью полыхнёшь,

и Ангарою буйною вольёшься

в мою волну,

                     и свет в меня вдохнёшь,

когда в Приморье из Саян вернёшься?

1966

На восток

А ты

затерялась надолго

в ликующе-грустной

                                 толпе.

Я помню:

вспорхнули ладони

и снова

          прижались к тебе.

Тревоги,

             подъёмы,

                            палатки

меня ожидают уже,

но сон мой

пока ещё сладок

на третьем моём

                           «этаже».

А поезд

в тумане по пояс:

на кране знакомое «Стоп»...

Скорее

            вези меня, поезд,

на Дальний

                  предальний Восток!

1964