Высоцкий Владимир Семенович

Фронтовики, слушая песни Высоцкого, были уверены, что он тоже прошел войну, сам видел и прочувствовал то, о чем пел. Уголовники всех мастей и местоположений были уверены, что этот певец, конечно же, «отсидел и вышел», побывал, повидал, прикоснулся сам к тому, о чем пел. Работяги из коммунальных квартир не сомневались, что и он пожил так же беспросветно и безденежно, сидя после трудового дня у телевизора со своими «Зинами». О людях выпивающих и говорить нечего — многие доказывали, что вот именно здесь, у этого винного киоска, видели певца, а об этой скамейке и той вон очереди за спиртным он рассказывает как очевидец. Ну и, конечно, все телефонистки и стюардессы страны ощущали себя не только «королевами» и «принцессами», но и доверенными хранительницами и летописцами любовных тайн, страстей и крушений пылкого и такого понятного барда. Он был для всех. Своим и понятным, очень досягаемым и в то же время загадочным и непостижимым, как волшебник из страны Оз (как у него это получается, откуда столько душевных сил и умений понимать и дотрагиваться до самых болевых точек общества!). Секрет на самом деле был прост — пропускать через свои нервы и душу все происходящее вокруг, все радости и беды страны, в которой родился и живешь, и ее народа, самого родного певцу народа в мире («Я б не хотел такой веселой доли — уметь не видеть, сердце отключать...»). Такие властители народных дум и чувств бывали во все века и во всех странах. Наш появился и творил в самое гиблое и лживое время («...правда колола глаза — и намаялись с ней...») в жизни страны, которое разъело здание государства до последнего винтика, и рухнувшая страна погребла под собой и население, и его веру, и надежду, и основы любви. Сам Владимир Высоцкий не дожил до этого краха совсем немного, пырнув своей смертью и своими народными похоронами ненавистную власть в дни такой важной для власти Олимпиады в 1980 году, но это и не важно — он чувствовал неизбежность этого краха каждым своим нервом, переживал за его последствия и рассказывал нам об этом каждый день, из любого магнитофона, из всех возможных записей песен, фильмов, спектаклей, концертов, перепевок и подражаний.

А родился Владимир Высоцкий в Москве в семье, где старшее поколение было с историей: одни деды и бабушки приехали в столицу из подмосковных деревень и недалеких русских городов, а другие успели попутешествовать от границ России до ее сердца, воспитали в результате образованное и талантливое потомство, которое и работать, и Родину защищать умело. Например, отец Высоцкого был кавалером более чем двадцати орденов и медалей, за участие в боевых действиях — почетным гражданином городов Кладно и Праги, а в послевоенные годы окончил Военную академию связи имени С.М. Буденного и имел звание гвардии полковника.

Во время войны, начиная с 1941 года, Владимир с матерью жил в эвакуации на востоке страны. Ехали вагоны с детьми до станции Воронцовка, находившейся неподалеку от города Чкалова (ныне Оренбург), пришлось, как и всем, пережить и голод, и морозы. После возвращения в Москву выяснилось, что отец ушел в другую семью, а Владимиру пора идти в школу. Несостыковки того, как «должно быть», с тем, как все получается на самом деле, закончились тем, что отец по суду забрал мальчика к себе и заниматься с ним уроками начала мачеха, а потом и жить он поедет в 1947 году в Германию с новой семьей отца, будет там ходить в музыкальную школу, носить хорошую одежду, иметь свою комнату в просторных трехкомнатных апартаментах. В Москву он вернется в 1949 году, чтобы начать жить с мачехой в ее комнате на Большом Каретном переулке и окунуться в пору юности, дружбы и творчества. Компания, с которой дружил Володя, была далека от советской идеологии, друзей интересовала не политика, а художественный мир. Их идеалами были герои Вальтера Скотта, Майна Рида. Друзья часто пробирались бесплатно на концерты в Летний театр сада «Эрмитаж», слушали Утесова, Шульженко, Эдди Рознера, Смирнова-Сокольского, Гаркави, Мирова, Новицкого, Райкина, дуэт «Миронова и Менакер», польский «Голубой джаз», перуанку Иму Сумак. Большой Каретный — не только один из московских адресов Высоцкого; это словосочетание связано со значительной вехой в жизни Владимира Семеновича, во многом определившей его творческую судьбу. В соседних квартирах жили творческие люди, к которым на Большой Каретный приходили представители и репрессированной интеллигенции, и уголовной среды, много рассказывавшие о своем лагерном прошлом, и писатели со сценаристами, и актеры с режиссерами. В круг тогдашнего общения входили в разное время Эдмонд Кеосаян, Юлиан Семенов, Олег Стриженов, Илья Глазунов, Людмила Гурченко, Андрей Тарковский, Евгений Урбанский, Аркадий Вайнер и многие другие. В числе тех, кто на Большом Каретном слушал ранние песни Высоцкого, был и Василий Шукшин. Там же Высоцкий познакомился с капитаном дальнего плавания Анатолием Гарагулей, который позже, в 1969-м, пригласил их с Мариной Влади в путешествие на теплоходе «Грузия». В начале 1960-х годов в компании появлялся и Михаил Таль, уже знавший — благодаря магнитофону — некоторые произведения Владимира Семеновича. Первые записи его песен были сделаны Левоном Кочаряном, в чьей квартире на Каретном собиралась вся «тусовка», свои первые роли в кино Высоцкий получал опять-таки благодаря ходатайствам Кочаряна, работавшего в различных фильмах вторым режиссером, а песню про Большой Каретный и «черный пистолет» Владимир тоже посвятил Левону Кочаряну. Друзья, встречи, заседания, талантливое и щедрое окружение — все кирпичики складывались в среду, которая формировала поэта и певца, актера и сценариста, одного из «русских кумиров XX века».

Потом будет в его жизни школа — студия МХАТа, которую он окончил в 1960 году, будет знаменитый Театр на Таганке с 1964 года и до конца жизни, будут бесконечные гастрольные поездки, женитьбы и сыновья, которые, впрочем, оказались менее важными на его пути, чем любовь всей жизни — французская актриса Марина Влади, с которой он познакомился в 1968 году и тоже до конца жизни. Все те же самые «несостыковки того, как должно быть, с тем, как все получается на самом деле», трепали жизнь и здоровье поэта и творца, но они же и делали его жизнь и творчество уникальными. Символом их, наверное, можно сделать строчки про «голую правду», где она «...божилась, клялась и рыдала, долго болела, скиталась, нуждалась в деньгах». А в это время «грязная ложь чистокровную лошадь украла и ускакала на длинных и тонких ногах...» Вот при нем эту несправедливость можно было заметить, осудить, высмеять, поправить или просто с горьким пониманием развести руками, он давал такую возможность и надежду. Об этом будут помнить следующие поколения, даже если будут петь совсем другие песни.