Брюсов Валерий Яковлевич

(1873 — 1924)

Его называли императором символистов. Наверное, он был доволен. Иногда внуки купцов и бывших крепостных умели трансформировать свои генетически неудаляемые обиды не только в восстания и топоры, но и в уход от действительности в мир образов.

Родился Валерий в Москве, учился там в нескольких хороших гимназиях, а в 1893 году поступил на историко-филологический факультет Московского университета. До этого с самого детства ощутил влияние принципов «материализма и атеизма», которым в семье Брюсовых уделялось главное внимание, и поэтому Валерию строго запрещалось читать религиозную литературу («От сказок, от всякой „чертовщины“, меня усердно оберегали, зато об идеях Дарвина и принципах материализма я узнал раньше, чем научился умножать», — вспоминал Брюсов), но зато среди «друзей» его ранних лет были как литература по естествознанию, так и «французские бульварные романы», книги Жюля Верна и Майн Рида и научные статьи — словом «всё, что попадалось под руку». Плюс серьезное увлечение математикой.

Но литература победила точные науки, и уже в 13 лет Брюсов связывал своё будущее с поэзией, а самые ранние известные стихотворные опыты Брюсова относятся к 1881 году. В 1890-х годах написал несколько статей о французских поэтах, восхищаясь декадентами, французскими символистами. Учась в университете, в 1894 и 1895 годах он издал под псевдонимом три сборника под названием «Русские символисты», куда вошли многие из его собственных стихов.

Окончив в 1899 году университет, Брюсов целиком посвятил себя литературе — несколько лет проработал в журнале «Русский архив», во второй половине 1890 х годов сблизился с поэтами-символистами, стал одним из инициаторов и руководителей основанного в 1899 году издательства «Скорпион», объединившего сторонников «нового искусства». А возглавляемый им журнал «Весы» станет самым тщательным по отбору материала и авторитетным модернистским журналом.

Социальные и политические потрясения на рубеже веков, безусловно, вносили серьезные коррективы в хрупкое сознание поэтов того весьма неспокойного времени. Валерий Яковлевич чаще всего настаивает на мысли, что современный ему человек узник, «раб каменьев» и мечтает о будущем разрушении городов, наступлении «дикой воли», поэтому революция неминуема. Но временами поэт пишет и стихи с бравурными, великодержавными настроениями, как, например, в период времён Русско-японской войны 1904–1905 годов.

С началом Первой мировой войны Брюсов отправился на фронт военным корреспондентом «Русских ведомостей», и лирика его вновь пополнилась патриотическими настроениями. Для закрепления результата наступил 1917 год с его потрясениями, отречениями, революциями, изменениями русского мира, и как поэзия, так и жизнь Валерия Яковлевича вновь переходят в мажорные тона — он активно участвовал в литературной и издательской жизни Москвы, работал в различных советских учреждениях, остается верен своему стремлению быть первым в любом начатом деле. С 1917 по 1919 год он возглавлял Комитет по регистрации печати, с 1918 по 1919 год заведовал Московским библиотечным отделом при Наркомпросе, с 1919 по 1921 год был председателем Президиума Всероссийского союза поэтов (в качестве такового руководил поэтическими вечерами московских поэтов различных групп в Политехническом музее). В 1919 году Брюсов стал членом РКП(б), работал в Государственном издательстве, заведовал литературным подотделом Отдела художественного образования при Наркомпросе, был членом Государственного учёного совета, профессором МГУ (с 1921); с конца 1922 года — заведующий Отделом художественного образования Главпрофобра; в 1921 году организовал Высший литературно-художественный институт (ВЛХИ) и до конца жизни оставался его ректором и профессором. Брюсов являлся и членом Моссовета, принимал активное участие в подготовке первого издания Большой советской энциклопедии. Перед самой смертью, в 1923 году, Брюсов успел даже получить грамоту от советского правительства в связи с пятидесятилетием, в которой отмечались многочисленные заслуги поэта «перед всей страной» и выражалась «благодарность рабоче-крестьянского правительства». В стихотворениях Брюсова, как и в его общественной жизни, тоже звучат противоположные начала: жизнеутверждающие — любовь, призывы к «завоеванию» жизни трудом, к борьбе за существование, к созиданию, и пессимистические — смерть есть блаженство, «сладостная нирвана», поэтому стремление к смерти стоит превыше всего; самоубийство «соблазнительно», а безумные оргии суть «сокровенные наслаждения искусственных эдемов». А главным действующим лицом в поэзии Брюсова является то отважный, мужественный боец, то — отчаявшийся в жизни человек, не видящий иного пути, кроме как пути к смерти. Литературные настроения Брюсова тоже частенько весьма противоречивы и без переходов сменяют друг друга: то поэт стремится к новаторству, то вновь уходит к проверенным временем формам классики, а потом стремление к классическим формам всё же опять из ампира уходит в модерн.

Крупозное воспаление легких остановило эти поэтические метания и упокоило Валерия Брюсова на Новодевичьем кладбище города Москвы.

Даже в кончину его мистически вмешался дуализм, осложнявший всю его жизнь, — он отдыхал в чудесной компании поэтов в знаменитом Коктебеле, ловил каждое дуновение любимого с детства Крыма, где бывал не раз, во время чудесной горной прогулки попал под сильный холодный ливень и тогда заболел, так и не сумев пересилить простуду, перешедшую в фатальное воспаление...

Брюсов Валерий Яковлевич

Его называли императором символистов. Наверное, он был доволен. Иногда внуки купцов и бывших крепостных умели трансформировать свои генетически неудаляемые обиды не только в восстания и топоры, но и в уход от действительности в мир образов.

Родился Валерий в Москве, учился там в нескольких хороших гимназиях, а в 1893 году поступил на историко-филологический факультет Московского университета. До этого с самого детства ощутил влияние принципов «материализма и атеизма», которым в семье Брюсовых уделялось главное внимание, и поэтому Валерию строго запрещалось читать религиозную литературу («От сказок, от всякой „чертовщины“, меня усердно оберегали, зато об идеях Дарвина и принципах материализма я узнал раньше, чем научился умножать», — вспоминал Брюсов), но зато среди «друзей» его ранних лет были как литература по естествознанию, так и «французские бульварные романы», книги Жюля Верна и Майн Рида и научные статьи — словом «всё, что попадалось под руку». Плюс серьезное увлечение математикой.

Но литература победила точные науки, и уже в 13 лет Брюсов связывал своё будущее с поэзией, а самые ранние известные стихотворные опыты Брюсова относятся к 1881 году. В 1890-х годах написал несколько статей о французских поэтах, восхищаясь декадентами, французскими символистами. Учась в университете, в 1894 и 1895 годах он издал под псевдонимом три сборника под названием «Русские символисты», куда вошли многие из его собственных стихов.

Окончив в 1899 году университет, Брюсов целиком посвятил себя литературе — несколько лет проработал в журнале «Русский архив», во второй половине 1890 х годов сблизился с поэтами-символистами, стал одним из инициаторов и руководителей основанного в 1899 году издательства «Скорпион», объединившего сторонников «нового искусства». А возглавляемый им журнал «Весы» станет самым тщательным по отбору материала и авторитетным модернистским журналом.

Социальные и политические потрясения на рубеже веков, безусловно, вносили серьезные коррективы в хрупкое сознание поэтов того весьма неспокойного времени. Валерий Яковлевич чаще всего настаивает на мысли, что современный ему человек узник, «раб каменьев» и мечтает о будущем разрушении городов, наступлении «дикой воли», поэтому революция неминуема. Но временами поэт пишет и стихи с бравурными, великодержавными настроениями, как, например, в период времён Русско-японской войны 1904–1905 годов.

С началом Первой мировой войны Брюсов отправился на фронт военным корреспондентом «Русских ведомостей», и лирика его вновь пополнилась патриотическими настроениями. Для закрепления результата наступил 1917 год с его потрясениями, отречениями, революциями, изменениями русского мира, и как поэзия, так и жизнь Валерия Яковлевича вновь переходят в мажорные тона — он активно участвовал в литературной и издательской жизни Москвы, работал в различных советских учреждениях, остается верен своему стремлению быть первым в любом начатом деле. С 1917 по 1919 год он возглавлял Комитет по регистрации печати, с 1918 по 1919 год заведовал Московским библиотечным отделом при Наркомпросе, с 1919 по 1921 год был председателем Президиума Всероссийского союза поэтов (в качестве такового руководил поэтическими вечерами московских поэтов различных групп в Политехническом музее). В 1919 году Брюсов стал членом РКП(б), работал в Государственном издательстве, заведовал литературным подотделом Отдела художественного образования при Наркомпросе, был членом Государственного учёного совета, профессором МГУ (с 1921); с конца 1922 года — заведующий Отделом художественного образования Главпрофобра; в 1921 году организовал Высший литературно-художественный институт (ВЛХИ) и до конца жизни оставался его ректором и профессором. Брюсов являлся и членом Моссовета, принимал активное участие в подготовке первого издания Большой советской энциклопедии. Перед самой смертью, в 1923 году, Брюсов успел даже получить грамоту от советского правительства в связи с пятидесятилетием, в которой отмечались многочисленные заслуги поэта «перед всей страной» и выражалась «благодарность рабоче-крестьянского правительства». В стихотворениях Брюсова, как и в его общественной жизни, тоже звучат противоположные начала: жизнеутверждающие — любовь, призывы к «завоеванию» жизни трудом, к борьбе за существование, к созиданию, и пессимистические — смерть есть блаженство, «сладостная нирвана», поэтому стремление к смерти стоит превыше всего; самоубийство «соблазнительно», а безумные оргии суть «сокровенные наслаждения искусственных эдемов». А главным действующим лицом в поэзии Брюсова является то отважный, мужественный боец, то — отчаявшийся в жизни человек, не видящий иного пути, кроме как пути к смерти. Литературные настроения Брюсова тоже частенько весьма противоречивы и без переходов сменяют друг друга: то поэт стремится к новаторству, то вновь уходит к проверенным временем формам классики, а потом стремление к классическим формам всё же опять из ампира уходит в модерн.

Крупозное воспаление легких остановило эти поэтические метания и упокоило Валерия Брюсова на Новодевичьем кладбище города Москвы.

Даже в кончину его мистически вмешался дуализм, осложнявший всю его жизнь, — он отдыхал в чудесной компании поэтов в знаменитом Коктебеле, ловил каждое дуновение любимого с детства Крыма, где бывал не раз, во время чудесной горной прогулки попал под сильный холодный ливень и тогда заболел, так и не сумев пересилить простуду, перешедшую в фатальное воспаление...


Стихи О Китае

Стихи о России

О каких местах писал поэт

Римляне в Китае (166 г. н.а.)

Все улицы полны народом,
Бегут и торговцы и воины...
Лишь там, где дворец, перед входом
Прибои толпы успокоены.
В столице Срединного Царства
Прибывших из-за моря чествуют.
Со свитой послы государства
Далекого медленно шествуют.
Вдоль лестниц до самой вершины
Сверкают стоцветные фонарики;
Стоят наверху мандарины,
Качая почетные шарики;
По стенам — дракон над драконом,
Причудливо свитые в кольчики;
Смеются серебряным звоном
Из всех уголков колокольчики;
Там — золото, перлы, алмазы;
Там — лики, страшнее, чем фурии;
И высятся странные вазы,
Роскошней, чем вазы Этрурии.
Послы, величавы и строги,
Приблизились к трону заветному;
Их длинные белые тоги
Блистают меж блеска стоцветного...

В моей стране

В моей стране — покой осенний,
Дни отлетевших журавлей,
И, словно строгий счет мгновений,
Проходят облака над ней.

Безмолвно поле, лес безгласен,
Один ручей, как прежде, скор.
Но странно ясен и прекрасен
Омытый холодом простор.

Здесь, где весна, как дева, пела
Над свежей зеленью лугов,
Где после рожь цвела и зрела
В святом предчувствии серпов, —

Где ночью жгучие зарницы
Порой влюбленных стерегли,
Где в августе склоняли жницы
Свой стан усталый до земли, —

Теперь торжественность пустыни,
Да ветер, бьющий по кустам,
А неба свод, глубоко синий, —
Как купол, увенчавший храм!

Свершила ты свои обеты,
Моя страна! и замкнут круг!
Цветы опали, песни спеты,
И собран хлеб, и скошен луг.

Дыши же радостным покоем
Над миром дорогих могил,
Как прежде ты дышала зноем,
Избытком страсти, буйством сил!

Насыться миром и свободой,
Как раньше делом и борьбой, —
И зимний сон, как всей природой,
Пусть долго властвует тобой!

С лицом и ясным и суровым
Удары снежных вихрей встреть,
Чтоб иль воскреснуть с майским зовом,
Иль в неге сладкой умереть!

8 октября 1909

Октябрь 1917 года

Есть месяцы, отмеченные Роком
В календаре столетий. Кто сотрет
На мировых скрижалях иды марта,
Когда последний римский вольнолюбец
Тирану в грудь направил свой клинок?
Как позабыть, в холодно-мглистом полдне,
Строй дерзких, град картечи, все, что слито
С глухим четырнадцатым декабря?
Как знамена, кровавым блеском реют
Над морем Революции Великой
Двадцатое июня, и десятый
День августа, и скорбный день — брюмер.
Та ж Франция явила два пыланья —
Февральской и июльской новизны.
Но выше всех над датами святыми,
Над декабрем, чем светел пятый год,
Над февралем семнадцатого года,
Сверкаешь ты, слепительный Октябрь,
Преобразивший сумрачную осень
В ликующую силами весну,
Зажегший новый день над дряхлой жизнью
И заревом немеркнущим, победно
Нам озаривший правый путь в веках!

1920

России

В стозарном зареве пожара,
Под ярый вопль вражды всемирной,
В дыму неукрощенных бурь, —
Твой облик реет властной чарой:
Венец рубинный и сапфирный
Превыше туч пронзил лазурь!

Россия! в злые дни Батыя
Кто, кто монгольскому потопу
Возвел плотину, как не ты?
Чья, в напряженной воле, выя,
За плату рабств, спасла Европу
От Чингис-хановой пяты?

Но из глухих глубин позора,
Из тьмы бессменных унижений,
Вдруг, ярким выкриком костра, —
Не ты ль, с палящей сталью взора,
Взнеслась к державности велений
В дни революции Петра?

И вновь, в час мировой расплаты,
Дыша сквозь пушечные дула,
Огня твоя хлебнула грудь, —
Всех впереди, страна-вожатый,
Над мраком факел ты взметнула,
Народам озаряя путь.

Что ж нам пред этой страшной силой?
Где ты, кто смеет прекословить?
Где ты, кто может ведать страх?
Нам — лишь вершить, что ты решила,
Нам — быть с тобой, нам — славословить
Твое величие в веках!

1920