Ахматова Анна Андреевна

(1889 — 1966)

О том, что поэтесса Анна Андреевна Ахматова— признанный классик отечественной поэзии, знают в стране, наверное, почти все. И про то, что в годы советской власти ее творчество подвергалась замалчиванию, цензуре, а она сама — травле со стороны властей, многие тоже слышали и знают. Может быть, не помнят детали ее биографии полностью, но имя ее еще при жизни окружали слава и почитание. А родилась Анна Андреевна Горенко (ее девичья фамилия) в Одессе, потом в 1890 году семья переехала в Петербург, жила сначала в Павловске, затем в Царском Селе, где в 1899 году Анна Горенко стала ученицей Мариинской женской гимназии, Царскосельской гимназии, затем в 1908–1910 годах училась на Киевских высших женских курсах и на высших женских историко-литературных курсах в Петербурге. Лето она проводила под Севастополем, восторгаясь древним Херсонесом и возвращаясь потом в Петербург, где пыталась ухватить уходящую пушкинскую эпоху и творила для эпохи новой. Свои первые стихотворения она опубликовала в 1911 году («Новая жизнь», «Gaudeamus», «Аполлон», «Русская мысль»). Отец запретил подписывать стихи фамилией Горенко, и она взяла девичью фамилию прабабушки по женской линии — Ахматова. Какое-то время примыкала к акмеистам (сборники «Вечер», 1912, «Четки», 1914) и в результате сделала характерными чертами своего творчества верность нравственным основам бытия, тонкое понимание психологии чувства, осмысление общенародных трагедий XX века, сопряженное с личными переживаниями, тяготение к классическому стилю поэтического языка.

После долгих лет опалы, борьбы, арестов родных людей, попыток полностью дискредитировать ее и как поэта, и как личность, все же начались публикации стихов в 1955 году, и тогда Литфонд предоставил ей в поселке Комарово Ленинградской области маленький домик, который она сама называла «будкой». Дача эта стала центром притяжения творческой интеллигенции.

Талантливый человек проведет в конце концов свой талант через любые запреты и лишний раз проиллюстрирует добрую мысль о том, что «рукописи не горят», вот и Анна Андреевна сумела из комаровской «будки» сделать поэтическую стильную Мекку, из своих стихов — национальную гордость и драгоценные поэтические сокровища, а из своей жизни — легенду. По большому счету, все это ей уже было не очень и нужно, но она понимала, что это нужно ее соотечественникам, с которыми она десятки лет была во всех передрягах плечом к плечу, и отказывать не стала: поэтическая общественность России получила своего кумира — поэтессу, которая хоть и умерла в подмосковном санатории, но похоронена в любимом Комарове. Кумиры не меняют места своей силы.

Ахматова Анна Андреевна

О том, что поэтесса Анна Андреевна Ахматова— признанный классик отечественной поэзии, знают в стране, наверное, почти все. И про то, что в годы советской власти ее творчество подвергалась замалчиванию, цензуре, а она сама — травле со стороны властей, многие тоже слышали и знают. Может быть, не помнят детали ее биографии полностью, но имя ее еще при жизни окружали слава и почитание. А родилась Анна Андреевна Горенко (ее девичья фамилия) в Одессе, потом в 1890 году семья переехала в Петербург, жила сначала в Павловске, затем в Царском Селе, где в 1899 году Анна Горенко стала ученицей Мариинской женской гимназии, Царскосельской гимназии, затем в 1908–1910 годах училась на Киевских высших женских курсах и на высших женских историко-литературных курсах в Петербурге. Лето она проводила под Севастополем, восторгаясь древним Херсонесом и возвращаясь потом в Петербург, где пыталась ухватить уходящую пушкинскую эпоху и творила для эпохи новой. Свои первые стихотворения она опубликовала в 1911 году («Новая жизнь», «Gaudeamus», «Аполлон», «Русская мысль»). Отец запретил подписывать стихи фамилией Горенко, и она взяла девичью фамилию прабабушки по женской линии — Ахматова. Какое-то время примыкала к акмеистам (сборники «Вечер», 1912, «Четки», 1914) и в результате сделала характерными чертами своего творчества верность нравственным основам бытия, тонкое понимание психологии чувства, осмысление общенародных трагедий XX века, сопряженное с личными переживаниями, тяготение к классическому стилю поэтического языка.

После долгих лет опалы, борьбы, арестов родных людей, попыток полностью дискредитировать ее и как поэта, и как личность, все же начались публикации стихов в 1955 году, и тогда Литфонд предоставил ей в поселке Комарово Ленинградской области маленький домик, который она сама называла «будкой». Дача эта стала центром притяжения творческой интеллигенции.

Талантливый человек проведет в конце концов свой талант через любые запреты и лишний раз проиллюстрирует добрую мысль о том, что «рукописи не горят», вот и Анна Андреевна сумела из комаровской «будки» сделать поэтическую стильную Мекку, из своих стихов — национальную гордость и драгоценные поэтические сокровища, а из своей жизни — легенду. По большому счету, все это ей уже было не очень и нужно, но она понимала, что это нужно ее соотечественникам, с которыми она десятки лет была во всех передрягах плечом к плечу, и отказывать не стала: поэтическая общественность России получила своего кумира — поэтессу, которая хоть и умерла в подмосковном санатории, но похоронена в любимом Комарове. Кумиры не меняют места своей силы.


Стихи О Ташкенте

Стихи о России

О каких местах писал поэт

Еще одно лирическое отступление

Все небо в рыжих голубях,
Решетки в окнах — дух гарема...
Как почка, набухает тема.
Мне не уехать без тебя, —
Беглянка, беженка, поэма.

Но, верно, вспомню на лету,
Как запылал Ташкент в цвету,
Весь белым пламенем объят,
Горяч, пахуч, замысловат,
Невероятен...

Так было в том году проклятом,
Когда опять мамзель Фифи
Хамила, как в семидесятом.
А мне переводить Лютфи
Под огнедышащим закатом.

И яблони, прости их, Боже,
Как от венца в любовной дрожи,
Арык на местном языке,
Сегодня пущенный, лепечет.
А я дописываю «Нечет»
Опять в предпесенной тоске.

До середины мне видна
Моя поэма. В ней прохладно,
Как в доме, где душистый мрак
И окна заперты от зноя
И где пока что нет героя,
Но кровлю кровью залил мак...

Из «Ташкентской тетради»

Блаженный мир — зеленый мир
За каждым поворотом.
Багдад ли то или Каир?
Лечу, как пчелы к сотам.
Каир ли то или Багдад?
Нет, то обыкновенный сад,
И голос шепчет: «Кто там?»
Над белоснежною стеной
Слегка качались ветки эти
С изяществом и простотой,
Которых нет на свете.
Как луч, как ветер, как туман
Шел через город караван
В пустыню из пустыни
Для. . . . как на картине
И там я видела орлов
И маленьких баранчуков
У чернокосых матерей
На молодых руках.

Как в трапезной — скамейки, стол, окно…

Как в трапезной — скамейки, стол, окно
С огромною серебряной луною.
Мы кофе пьем и черное вино,
Мы музыкою бредим...
Все равно...
И зацветает ветка над стеною.
В изгнаньи сладость острая была,
Неповторимая, пожалуй, сладость.
Бессмертных роз, сухого винограда
Нам родина пристанище дала.

Ташкент зацветает

Словно по чьему-то повеленью,
Сразу стало в городе светло —
Это в каждый двор по привиденью
Белому и легкому вошло.
И дыханье их понятней слова,
А подобье их обречено
Среди неба жгуче-голубого
На арычное ложиться дно.

Я буду помнить звездный кров
В сиянье вечных слав
И маленьких баранчуков
У чернокосых матерей
На молодых руках.

Когда в тоске самоубийства...

Когда в тоске самоубийства

Народ гостей немецких ждал
И дух суровый византийства
От русской церкви отлетал,

Когда приневская столица,
Забыв величие свое,
Как опьяневшая блудница,
Не знала, кто берет ее, —

Мне голос был. Он звал утешно,
Он говорил: «Иди сюда,
Оставь свой край, глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда.

Я кровь от рук твоих отмою,
Из сердца выну черный стыд,
Я новым именем покрою
Боль поражений и обид».

Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.

Осень 1917, Петербург

Молитва

Дай мне горькие годы недуга,
Задыханья, бессонницу, жар,
Отыми и ребенка, и друга,
И таинственный песенный дар —
Так молюсь за Твоей литургией
После стольких томительных дней,
Чтобы туча над темной Россией
Стала облаком в славе лучей.

1915, Духов день, Петербург, Троицкий мост

Мужество

Мы знаем, что ныне лежит на весах

И что совершается ныне.

Час мужества пробил на наших часах,

И мужество нас не покинет.

 

Не страшно под пулями мертвыми лечь,

Не горько остаться без крова,

И мы сохраним тебя, русская речь,

Великое русское слово.

 

Свободным и чистым тебя пронесем,

И внукам дадим, и от плена спасем

Навеки!


23 февраля 1942, Ташкент

Прошло пять лет, — и залечила раны...

Прошло пять лет, — и залечила раны,
Жестокой нанесенные войной,
Страна моя,
и русские поляны
Опять полны студеной тишиной.

И маяки сквозь мрак приморской ночи,
Путь указуя моряку, горят.
На их огонь, как в дружеские очи,
Далеко с моря моряки глядят.

Где танк гремел — там ныне мирный трактор,
Где выл пожар — благоухает сад,
И по изрытому когда-то тракту
Автомобили легкие летят.

Где елей искалеченные руки
Взывали к мщенью — зеленеет ель,
И там, где сердце ныло от разлуки, —
Там мать поет, качая колыбель.

Ты стала вновь могучей и свободной,
Страна моя!
Но живы навсегда
В сокровищнице памяти народной
Войной испепеленные года.

Для мирной жизни юных поколений,
От Каспия и до полярных льдов,
Как памятники выжженных селений,
Встают громады новых городов.

Май 1950

Реквием

(эпиграф к поэме)

Нет, и не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл, —
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был.

1961

Родная земля

И в мире нет людей бесслезней,

Надменнее и проще нас.

В заветных ладанках не носим на груди,
О ней стихи навзрыд не сочиняем,
Наш горький сон она не бередит,
Не кажется обетованным раем.
Не делаем ее в душе своей
Предметом купли и продажи,
Хворая, бедствуя, немотствуя на ней,
О ней не вспоминаем даже.
Да, для нас это грязь на калошах,
Да, для нас это хруст на зубах.
И мы мелем, и месим, и крошим
Тот ни в чем не замешанный прах.
Но ложимся в нее и становимся ею,
Оттого и зовем так свободно — своею.

1 декабря 1961

С самолета

1

На сотни верст, на сотни миль,
На сотни километров
Лежала соль, шумел ковыль,
Чернели рощи кедров.
Как в первый раз я на нее,
На Родину, глядела.
Я знала: это все мое —
Душа моя и тело.

2

Белым камнем тот день отмечу,
Когда я о победе пела,
Когда я победе навстречу,
Обгоняя солнце, летела.

3

И весеннего аэродрома
Шелестит под ногой трава.
Дома, дома — ужели дома!
Как все ново и как знакомо,
И такая в сердце истома,
Сладко кружится голова...
В свежем грохоте майского грома —
Победительница Москва!

Май 1944