Полежаев Александр Иванович

(1804 — 1838)

Вряд ли кто точно определит, от чего больше бед намешалось в жизненном котле поэта — от несчастливой звезды от рождения или все же от несчастливого характера. На выяснение этого вопроса судьба выделила ему недолгие 34 года без любви, тепла и родных людей, потом эксперимент прекратила, ответ у каждого до сих пор разный.

Началось все 30 августа (11 сентября) 1804 года в имении Рузаевка Инсарского уезда Пензенской губернии (ныне Ромодановский район Мордовии), где и родился Александр Иванович. Он был внебрачным сыном помещика Л.Н. Струйского от его крепостной, которую после рождения ребенка срочно выдали замуж за саранского купца Ивана Ивановича Полежаева, который и дал мальчику свою фамилию. Почти пять лет Александр с матерью и отчимом жили в Саранске, но в 1808 году Иван Полежаев пропал без вести, а через два года не станет и матери. Мальчика передадут под опеку дворового учителя, а в 1816 году и сам помещик Струйский будет отправлен в Сибирь на поселение. Но тут даже жесткие верховные драматурги почувствовали, что переборщили, и помещик по дороге на каторгу завозит Александра в Москву и помещает в пансион при Московском университете, а в 1820 году Александр Полежаев поступает вольным слушателем на словесное отделение Московского университета. Через пять лет он уже печатает свои стихи и переводы, а в 1826 году Полежаева принимают в члены Общества любителей российской словесности при Московском университете.

На этом лимит светлых красок для рисунка его судьбы иссякает и начинаются цвета штормов и темных бурь. Он пишет поэму «Сашка», содержащую критику порядков в Московском университете и описание нравов университетского студенчества, и по доносу она попадает в руки самого Николая I. В другое время это могло бы расцениваться как просто шалость, но недавнее восстание декабристов заострило все проблемы, и дело приняло несчастливый для Полежаева оборот — в 1826 году Александра отдают в унтер-офицеры в Бутырский пехотный полк по личному распоряжению царя. «Удалая проказа» закончилась порушенной судьбой. Ненавидя военную службу, казармы, полковые будни, Александр будет разжалован в рядовые, подвергаться наказаниям, нарушать устав, впадать в запой, сидеть в кандалах в казарменных подвалах на гауптвахте, где напишет стихотворение «Узник» («Арестант»), содержащее весьма резкие выпады против царя. В результате считается, что он еще легко отделался — его переводят в Московский пехотный полк и отправляют на Кавказ. Кавказские мотивы занимают важное место в его лирике (две изданные анонимно по требованию цензуры поэмы — «Чир-Юрт» и «Эрпели»). Отличившись в походах, в 1831-м он вновь был произведён в унтер-офицеры и в 1833 году вместе с полком возвращается в Москву. Здесь он знакомится с передовой литературной молодежью, в том числе с А.И. Герценом, который посвятил Александру Полежаеву прочувствованные страницы в своих воспоминаниях «Былое и думы», и начинает пользовался некоторой известностью как даровитый поэт с необычайно драматической судьбой.

Его несколько раз представляли к офицерскому чину, но опять и опять царь не хотел утверждать производства, что и не удивительно на фоне ставших известными его новых «возмутительных» стихов, в которых говорилось, что «родная страна палачу отдана» и что «Русь, как кур, передушил ефрейтор-император». К 1837 году ситуация вошла в крутое пике — Полежаев опять запил, сбежал из полка и даже пропил амуницию, был жестоко наказан розгами, сильно заболел и умер в Москве в Лефортовском военном госпитале 16 (28) января 1838 года.

Отпущенное время закончилось. Но осталась память не только об импульсивных поступках поэта, но о его творчестве — Полежаев оказался не только продолжателем демократических традиций предшествующей поэзии, но и предшественником революционно-демократической поэзии поэтов-шестидесятников. Все-таки, скорее всего запас светлых красок не иссякает у судьбы до конца никогда.

Полежаев Александр Иванович

Вряд ли кто точно определит, от чего больше бед намешалось в жизненном котле поэта — от несчастливой звезды от рождения или все же от несчастливого характера. На выяснение этого вопроса судьба выделила ему недолгие 34 года без любви, тепла и родных людей, потом эксперимент прекратила, ответ у каждого до сих пор разный.

Началось все 30 августа (11 сентября) 1804 года в имении Рузаевка Инсарского уезда Пензенской губернии (ныне Ромодановский район Мордовии), где и родился Александр Иванович. Он был внебрачным сыном помещика Л.Н. Струйского от его крепостной, которую после рождения ребенка срочно выдали замуж за саранского купца Ивана Ивановича Полежаева, который и дал мальчику свою фамилию. Почти пять лет Александр с матерью и отчимом жили в Саранске, но в 1808 году Иван Полежаев пропал без вести, а через два года не станет и матери. Мальчика передадут под опеку дворового учителя, а в 1816 году и сам помещик Струйский будет отправлен в Сибирь на поселение. Но тут даже жесткие верховные драматурги почувствовали, что переборщили, и помещик по дороге на каторгу завозит Александра в Москву и помещает в пансион при Московском университете, а в 1820 году Александр Полежаев поступает вольным слушателем на словесное отделение Московского университета. Через пять лет он уже печатает свои стихи и переводы, а в 1826 году Полежаева принимают в члены Общества любителей российской словесности при Московском университете.

На этом лимит светлых красок для рисунка его судьбы иссякает и начинаются цвета штормов и темных бурь. Он пишет поэму «Сашка», содержащую критику порядков в Московском университете и описание нравов университетского студенчества, и по доносу она попадает в руки самого Николая I. В другое время это могло бы расцениваться как просто шалость, но недавнее восстание декабристов заострило все проблемы, и дело приняло несчастливый для Полежаева оборот — в 1826 году Александра отдают в унтер-офицеры в Бутырский пехотный полк по личному распоряжению царя. «Удалая проказа» закончилась порушенной судьбой. Ненавидя военную службу, казармы, полковые будни, Александр будет разжалован в рядовые, подвергаться наказаниям, нарушать устав, впадать в запой, сидеть в кандалах в казарменных подвалах на гауптвахте, где напишет стихотворение «Узник» («Арестант»), содержащее весьма резкие выпады против царя. В результате считается, что он еще легко отделался — его переводят в Московский пехотный полк и отправляют на Кавказ. Кавказские мотивы занимают важное место в его лирике (две изданные анонимно по требованию цензуры поэмы — «Чир-Юрт» и «Эрпели»). Отличившись в походах, в 1831-м он вновь был произведён в унтер-офицеры и в 1833 году вместе с полком возвращается в Москву. Здесь он знакомится с передовой литературной молодежью, в том числе с А.И. Герценом, который посвятил Александру Полежаеву прочувствованные страницы в своих воспоминаниях «Былое и думы», и начинает пользовался некоторой известностью как даровитый поэт с необычайно драматической судьбой.

Его несколько раз представляли к офицерскому чину, но опять и опять царь не хотел утверждать производства, что и не удивительно на фоне ставших известными его новых «возмутительных» стихов, в которых говорилось, что «родная страна палачу отдана» и что «Русь, как кур, передушил ефрейтор-император». К 1837 году ситуация вошла в крутое пике — Полежаев опять запил, сбежал из полка и даже пропил амуницию, был жестоко наказан розгами, сильно заболел и умер в Москве в Лефортовском военном госпитале 16 (28) января 1838 года.

Отпущенное время закончилось. Но осталась память не только об импульсивных поступках поэта, но о его творчестве — Полежаев оказался не только продолжателем демократических традиций предшествующей поэзии, но и предшественником революционно-демократической поэзии поэтов-шестидесятников. Все-таки, скорее всего запас светлых красок не иссякает у судьбы до конца никогда.


Стихи О Грозном

О каких местах писал поэт

Эрпели (отрывок из поэмы)

Едва под Грозною возник
Эфирный город из палаток
И раздался приветный крик
Учтивых егерских солдаток:
«Вот булки, булки, господа!»
И, чистя ружья на просторе,
Богатыри, забывши горе,
К ним набежали, как вода;
Едва иные на форштадте
Найти успели земляков
И за беседою о свате
Иль о семействе кумовьев,
В сердечном русском восхищенье
И обоюдном поздравленье
Вкусили счастие сполна
За квартой красного вина;
Едва зацарствовала дружба, —
Как вдруг, о тягостная служба!
Приказ по лагерю идет:
Сейчас готовиться в поход.
Как вражья пуля, пролетела
Сия убийственная весть,
И с ленью сильно зашумела
На миг воинственная честь.
«Увы! — твердила лень солдатам, —
И отдохнуть вам не дано;
Вам, точно грешникам проклятым,
Всегда быть в муке суждено!
Давно ль явились из похода —
И снова, батюшки, в поход!
Начальство только для народа
Смышляет труд да перевод.
Пожить бы вам, хотя немного,
Под Грозной крепостью, друзья!»

<...>

«Ну-ну, рассказчик наш забавный, —
Твердят мне десять голосов, —
Поведай нам о битве славной
Твоих героев и врагов!
Как ваше дело, под горою?» —
«Готов! согласен я, пора!
Итак, торжественно со мною
Кричите, милые: ура!» —
«Ба! и сраженье и победа,
Как после сытного обеда
Десерт и кофе у друзей!
Так скоро?» — «Ровно в десять дней
Покорность, мир и аманаты —
И снова в Грозную поход!» —
«Какой решительный расчет,
Какие русские солдаты!
Но как, и что, и почему?»
Вот объяснение всему:
Койсубулинская гордыня
Гремела дерзко по горам;
Когда ж доступна стала нам
Их недоступная твердыня
Посредством пушек и дорог
(Чего всегда избави бог),
Когда злодеи ежедневно,
Как стаи лютые волков,
На нас смотрели очень гневно
Из-за утесов и кустов,
А мы, бестрепетною стражей,
Меж тем работы берегли
И, приучаясь к пуле вражьей,
Помалу вверх покойно шли,
И скоро блоки и машины
Готовы были навестить
Их безобразные вершины,
Чтоб бомбой пропасть осветить, —
Тогда военную кичливость
У них рассудок усмирил
И непробудную сонливость
Бессонный ужас заменил.
Сначала бодрые джигиты,
Алкая стычек и борьбы,
Они для варварской пальбы
Из-под разбойничьей защиты
Приготовляли по ночам
Плетни с землею пополам,
Дерев огромные обломки,
И, давши залп оттуда громкий,
Смеялись нагло русакам,
Стращали издали ножами
С приветом: «яур» и «яман» —
И исчезали, как туман,
За неизвестными холмами;
Но после, видя жалкий бред
В своем бессмысленном расчете,
Они от явных зол и бед
Все были в тягостной заботе,
Едва зари вечерней тень
Прогонит с гор веселый день
И ляжет сумрак над полями —
Никем не зримыми толпами
В ночном безмолвии они
Разводят яркие огни,
Сидят уныло над скалами
И озирают русский стан,
Который, грозный, величавый
И озарен луной кровавой,
Лежит, как белый великан.
С рассветом дня опять в движеньи
Неугомонная орда:
Отрядов сменных суета
И новых пушек появленье
Своей обычной чередой —
Все угрожает им бедой,
Неотразимою осадой.
Невольный страх сковал умы
Детей отчаянья и тьмы
За их надежною оградой...
И близок час, готов удар!
Кипит в солдатах бранный жар!
Полки волнуются, как море!
Последний день... и горе, горе!..
Но вот внезапно мирный флаг
Мелькнул среди ущелий горных;
Вот ближе к нам — и гордый враг,
С смиреньем данников покорных,
Идет рассеять русский гром,
Прося с потупленным челом
Статей пощады договорных...
Статьи готовы, скреплены...
Народов диких старшины
Решают участь поколений.
Восходит светлая заря...
В параде ратные дружины:
Койсубулинские стремнины
Под властью русского царя!
Присяга нового владенья —
И взорам тысячей предстал
Победоносный генерал
Без битв и крови ополченья!..
Цветут равнины Эрпели,
Покой и мир в аулах бранных;
Не видят более они
Штыков отряда троегранных,
В своих утесах вековых
Не слышат пушек вестовых!
<...>

1830