Одоевский Александр Иванович

(1802 — 1839)

Бывают писатели или поэты одного произведения, ставшие знаменитыми. Намного реже это поэты нескольких строк, оставшихся в поколениях и веках. Александр Одоевский, который до главного события своей жизни — восстания декабристов в 1825 году, никому особенно из друзей не был известен как поэт, от имени всех каторжников-декабристов ответил на привет друга Пушкина в Сибирь и стал автором легендарных строк про то, что «из искры возгорится пламя», и «к мечу рванулись наши руки», и «гордимся мы цепями и за затворами тюрьмы в душе смеемся над царями».

Этот храбрый и жизнелюбивый князь, поэт, драгун, корнет, красивый и богатый, талантливый и веселый, со звонким детским смехом и живой речью, станет в Сибири «поэтом декабристской каторги».

Родился этот потомок Рюриковичей в Петербурге, с 1815 года записан на гражданскую службу, но в 1821 он поступил на военную службу в Конный лейб-гвардии полк. После восстания и содержания в Петропавловской крепости был доставлен в Читинский острог 20 марта 1827 года, где и написал ответ на известное послание в Сибирь А.С. Пушкина: «Струн вещих пламенные звуки...», позже был перемещен в Петровский завод, а в 1832 году — на поселение в Тельминскую казённую фабрику в Иркутской области и с 1833 года жил в селе Елани (Иркутская губерния), где даже построил себе дом. С высочайшего разрешения 23 мая 1836 года был переведён в Ишим Тобольской губернии, а уже через год, 21 июля 1837 года, был определён рядовым в действующую армию на Кавказ в Нижегородский драгунский полк. Он еще успеет там сблизиться и подружиться с М.Ю. Лермонтовым, а в 1839 году даже познакомился с Н.П. Огарёвым. Но Кавказ не любил отпускать от себя наших поэтов живыми, и в 1839 году Александр Одоевский умер там от малярийной лихорадки.

По дороге из Сибири на Кавказ он побывает в Тобольске, где увидится со многими друзьями, затем в Казани, где встретится в последний раз с любимым отцом, на Кавказе побывает в Ставрополе, Пятигорске, Железногорске и Тифлисе, где поклонится могиле родственника и любимого друга — Александра Грибоедова.

Стихи свои поэт записывать не любил, дарил их друзьям устно и лишь намного позднее, в 1883 году удалось издать небольшой сборник его стихов, собирая все, что успели и смогли записать слушатели в разное время.

Вместе со знаменитыми строками и стихами в основном, как считается, на национально-исторические темы, от Александра Одоевского осталась еще его репутация — как о человеке умном, образованном, благородном, щедром на добро и поддержку. Некоторые называли его даже «христоподобною» личностью, что не помешало ему стать символом веры в то, что «оковы рухнут» и борьба за свободу была не зря и желанная свобода все же «встретит радостно у входа» тех, кто готов рисковать ради нее благополучием и жизнью.

Одоевский Александр Иванович

Бывают писатели или поэты одного произведения, ставшие знаменитыми. Намного реже это поэты нескольких строк, оставшихся в поколениях и веках. Александр Одоевский, который до главного события своей жизни — восстания декабристов в 1825 году, никому особенно из друзей не был известен как поэт, от имени всех каторжников-декабристов ответил на привет друга Пушкина в Сибирь и стал автором легендарных строк про то, что «из искры возгорится пламя», и «к мечу рванулись наши руки», и «гордимся мы цепями и за затворами тюрьмы в душе смеемся над царями».

Этот храбрый и жизнелюбивый князь, поэт, драгун, корнет, красивый и богатый, талантливый и веселый, со звонким детским смехом и живой речью, станет в Сибири «поэтом декабристской каторги».

Родился этот потомок Рюриковичей в Петербурге, с 1815 года записан на гражданскую службу, но в 1821 он поступил на военную службу в Конный лейб-гвардии полк. После восстания и содержания в Петропавловской крепости был доставлен в Читинский острог 20 марта 1827 года, где и написал ответ на известное послание в Сибирь А.С. Пушкина: «Струн вещих пламенные звуки...», позже был перемещен в Петровский завод, а в 1832 году — на поселение в Тельминскую казённую фабрику в Иркутской области и с 1833 года жил в селе Елани (Иркутская губерния), где даже построил себе дом. С высочайшего разрешения 23 мая 1836 года был переведён в Ишим Тобольской губернии, а уже через год, 21 июля 1837 года, был определён рядовым в действующую армию на Кавказ в Нижегородский драгунский полк. Он еще успеет там сблизиться и подружиться с М.Ю. Лермонтовым, а в 1839 году даже познакомился с Н.П. Огарёвым. Но Кавказ не любил отпускать от себя наших поэтов живыми, и в 1839 году Александр Одоевский умер там от малярийной лихорадки.

По дороге из Сибири на Кавказ он побывает в Тобольске, где увидится со многими друзьями, затем в Казани, где встретится в последний раз с любимым отцом, на Кавказе побывает в Ставрополе, Пятигорске, Железногорске и Тифлисе, где поклонится могиле родственника и любимого друга — Александра Грибоедова.

Стихи свои поэт записывать не любил, дарил их друзьям устно и лишь намного позднее, в 1883 году удалось издать небольшой сборник его стихов, собирая все, что успели и смогли записать слушатели в разное время.

Вместе со знаменитыми строками и стихами в основном, как считается, на национально-исторические темы, от Александра Одоевского осталась еще его репутация — как о человеке умном, образованном, благородном, щедром на добро и поддержку. Некоторые называли его даже «христоподобною» личностью, что не помешало ему стать символом веры в то, что «оковы рухнут» и борьба за свободу была не зря и желанная свобода все же «встретит радостно у входа» тех, кто готов рисковать ради нее благополучием и жизнью.


Стихи О Великом Новгороде

Стихи о России

О каких местах писал поэт

Зосима

I

У Борецкой, у посадницы,
Гости сходятся на пир.
Вот бояре новгородские
Сели за дубовый стол,
Стол, накрытый браной скатертью.
Носят брашна; зашипя,
Поседело пиво черное;
Следом золотистый мед
Вон из кубков шумно просится.
Разгулялся пир, как пир:
Очи светлые заискрились.
По краям ли звонких чаш
Ходит пена искрометная? —
На устах душа кипит
И теснится в слово красное.
Кто моложе — слова ждет,
А заводят речь — старейшие
Про снятый Софии дом:
«Кто на бога, кто на Новгород?» —
Речь бежала вдоль стола. —
«Пусть идет на вольный Новгород
Вся могучая Москва:
Наших сил она отведает!
Вече воями шумит
И горит заморским золотом.
Крепки наши рамена,
А глава у нас — посадница,
Новгородская жена.
Много лет вдове Борецкого!
Слава Марфе! Много лет
С нами жить тебе, да здравствовать!»
Марфа, кланяясь гостям,
Целый пир обходит взором.
Все встают и отдают
Ей поклон с радушной важностью.
За столом сидел чернец.
Он, привстав, рукою медленной,
Цепенеющим перстом
На пирующих указывал,
Избирал их и бледнел.
Перстьми грозный остановится, —
Побледнеет светлый гость.
Все уста горят вопросами,
Очи в инока впились:
Но в ответ чернец задумался
И склонил свое чело.

II

По народной Новгородской площади
Шел белец с монахом,
А на башне, заливаясь, колокол
Созывал на Вече.

«Отчего, — спросил белец у инока,
На пиру Борецкой
На бояр рукою ты указывал
И бледнел от страха?

Что, Зосима, видел ты за трапезой
У отца святого?»
Запылали очи, прорицанием
Излетело слово.

III

«Скоро их замолкнут ликованья,
Сменит пир иные пированья,
Пированья в их гробах.
Трупы видел я безглавые,
Топора следы кровавые
Мне виднелись на челах...
Колокол на Вече призывающий!
Я услышу гул твой умирающий.
Не воскреснет он в веках.
Поднялась Москва Престольная,
И тебя, столица вольная,
Заметет развалин прах».

1839 или 1830, Чита

Иоанн Преподобный

.....................................................
Не саранчи ли тучи шумные
На нивах поглощают золото?
Не тучи саранчи!
Что голод ли с повальной язвою
По стогнам рыщет, не нарыщет?
Не голод и не мор.

Софии поглощает золото,
По стогнам посекает головы
Московский грозный царь.
Незваный гость приехал в Новгород,
К святой Софии в дом разрушенный
И там устроил торг.

Он ненасытен: на распутиях,
Вдоль берегов кручинных Волхова,
Во всех пяти концах,
Везде за бойней бойни строятся,
И человечье мясо режется
Для грозного царя.

Средь площади, средь волн немеющих
Блестящий круг описан копьями,
Стоит над плахою палач; —
Безмолвно ждут... вдруг площадь вскрикнула,
Глухими отозвалось воплями
Паденье топора.

В толпе монах молился шепотом,
В молитвенном самозабвении
Он имя называл.
Взглянул... Палач, покрытый кровию,
Держал отсеченную голову
Над бледною толпой.

Он бросил... и толпа отхлынула.
Палач взял плат... отер им медленно
Свой каплющий топор,
И поднял снова... Имя новое
Святой отец прерывным шепотом
В молитве поминал.

Он молится, а трупы падают.
Неутолимой жаждой мучится
Московский грозный царь.
Везде за бойней бойни строятся
И мечут ночью в волны Волхова
Безглавые тела.
..........................................
И пена вновь плывет вдоль берега
По темным Волхова волнам,
И тихо тень к реке спускается,
Но пена мимо пронеслась.

Опять плывет... Во тьме по Волхову
Засребрилася чешуя
Ответно облаку блестящему
В пространном сумраке небес.

Сквозь тучи тихий рог прорезался,
И завиднелись на волнах
Тела безглавые, и головы,
Качаясь медленно, плывут.

Людей развалины разметаны
По полусумрачной реке, —
Течет живая, полна ласкою,
И трупы трепетно несет.

Стоит чернец, склонясь над Волховом,
На плечи он подъемлет труп,
И на берег под ношей влажною
Восходит медленной стопой.

1829 или 1830, Чита

Струн вещих пламенные звуки...

Струн вещих пламенные звуки
До слуха нашего дошли,
К мечам рванулись наши руки,
И — лишь оковы обрели.

Но будь покоен, бард! — цепями,
Своей судьбой гордимся мы,
И за затворами тюрьмы
В душе смеемся над царями.

Наш скорбный труд не пропадет,
Из искры возгорится пламя,
И просвещенный наш народ
Сберется под святое знамя.

Мечи скуем мы из цепей
И пламя вновь зажжем свободы!
Она нагрянет на царей,
И радостно вздохнут народы!

(конец 1828 или начало 1829), Читинский острог