Надсон Семен Яковлевич

(1862 — 1887)

Впечатлительный, легко ранимый, весь пронизанный музыкой и жаждой литературной деятельности, Семен Надсон, родившийся в Санкт-Петербурге, будет отдан при этом в военную гимназию, а после ее окончания, в 1879 году, вынужден будет продолжить обучение в Павловском военном училище, а оттуда выпущен подпоручиком в Каспийский полк, стоявший в Кронштадте.

Судьба умеет удивительно смеяться над выбранной судьбой, и, унаследовавший слабые легкие от умершей от чахотки матери, Семен тоже видит признаки болезни у себя, ездит даже лечиться в Тифлис, но потом опять возвращается на военное поприще. Из радостей своей короткой жизни Надсон мог бы отметить важные события в своей такой желанной и заветной для него литературной деятельности — в 1882 году его пригласили в лучший демократический журнал того времени «Отечественные записки», где Надсон дебютировал «Тремя стихотворениями», которые принесли ему известность, после чего и лучшие журналы («Дело», «Устои», «Русская мысль») наперебой печатают его стихотворения.

Лето 1883 года Семен Яковлевич провел в постели в маленькой квартирке в Петербурге, зиму 1883–1884 годов жил в Кронштадте, периодически наезжая в Петербург, половину лета 1884 года прожил в Сиверской на даче в семье принявшего большое участие в его судьбе поэта А.Н. Плещеева, а в 1885 году жил и в Петербурге, и на юге, в Малороссии. В 1886 году он успел еще поработать в газете, писал критические фельетоны по поводу текущей литературы и журналистики, в которых неизменно отстаивал произведения с ярко выраженной социальной направленностью. Литературно-критические работы Надсона вместе с оставшимися в рукописи «Заметками по теории поэзии» составили книгу «Литературные очерки. 1883–1886», вышедшую в 1887 году, уже после его смерти. Из Ялты, где он провел последние дни, его тело доставили в Петербург, где он и похоронен.

То, что у многих занимает десятилетия жизни, у поэта Надсона уместилось в несколько лет, но его творчество было отмечено современниками. Характерной чертой поэзии Надсона была интонация личного, дружеского, приятельского обращения к читателю. Свои взаимоотношения с ним поэт строил на полном доверии. Жизнь Надсона была известна из его же исповедальных и преимущественно автобиографических стихов. Реально-исторический читатель для Надсона был тесно связан с воображаемым читателем-другом.

В его стихах часто выражена идея гражданского долга поэта перед Отечеством и народом, нередки мотивы борьбы и протеста против существующего строя, но при этом борьба для Надсона тесно связана со страданием, и это мятежное, святое, чистое, прекрасное страдание — это и «страдальческий образ Отчизны далекой», и мотив сострадания к ближнему. Его сборник стихотворений, вышедший в 1885 году, принёс Надсону огромный успех, при жизни поэта книга выдержала пять изданий, а до 1917 года её успели переиздать 29 раз, долгие годы молодежь заучивала его стихи наизусть, и хотя времена меняются и кумиры вместе с ними тоже, имя Надсона навсегда вписано в литературную книгу России.

Надсон Семен Яковлевич

Впечатлительный, легко ранимый, весь пронизанный музыкой и жаждой литературной деятельности, Семен Надсон, родившийся в Санкт-Петербурге, будет отдан при этом в военную гимназию, а после ее окончания, в 1879 году, вынужден будет продолжить обучение в Павловском военном училище, а оттуда выпущен подпоручиком в Каспийский полк, стоявший в Кронштадте.

Судьба умеет удивительно смеяться над выбранной судьбой, и, унаследовавший слабые легкие от умершей от чахотки матери, Семен тоже видит признаки болезни у себя, ездит даже лечиться в Тифлис, но потом опять возвращается на военное поприще. Из радостей своей короткой жизни Надсон мог бы отметить важные события в своей такой желанной и заветной для него литературной деятельности — в 1882 году его пригласили в лучший демократический журнал того времени «Отечественные записки», где Надсон дебютировал «Тремя стихотворениями», которые принесли ему известность, после чего и лучшие журналы («Дело», «Устои», «Русская мысль») наперебой печатают его стихотворения.

Лето 1883 года Семен Яковлевич провел в постели в маленькой квартирке в Петербурге, зиму 1883–1884 годов жил в Кронштадте, периодически наезжая в Петербург, половину лета 1884 года прожил в Сиверской на даче в семье принявшего большое участие в его судьбе поэта А.Н. Плещеева, а в 1885 году жил и в Петербурге, и на юге, в Малороссии. В 1886 году он успел еще поработать в газете, писал критические фельетоны по поводу текущей литературы и журналистики, в которых неизменно отстаивал произведения с ярко выраженной социальной направленностью. Литературно-критические работы Надсона вместе с оставшимися в рукописи «Заметками по теории поэзии» составили книгу «Литературные очерки. 1883–1886», вышедшую в 1887 году, уже после его смерти. Из Ялты, где он провел последние дни, его тело доставили в Петербург, где он и похоронен.

То, что у многих занимает десятилетия жизни, у поэта Надсона уместилось в несколько лет, но его творчество было отмечено современниками. Характерной чертой поэзии Надсона была интонация личного, дружеского, приятельского обращения к читателю. Свои взаимоотношения с ним поэт строил на полном доверии. Жизнь Надсона была известна из его же исповедальных и преимущественно автобиографических стихов. Реально-исторический читатель для Надсона был тесно связан с воображаемым читателем-другом.

В его стихах часто выражена идея гражданского долга поэта перед Отечеством и народом, нередки мотивы борьбы и протеста против существующего строя, но при этом борьба для Надсона тесно связана со страданием, и это мятежное, святое, чистое, прекрасное страдание — это и «страдальческий образ Отчизны далекой», и мотив сострадания к ближнему. Его сборник стихотворений, вышедший в 1885 году, принёс Надсону огромный успех, при жизни поэта книга выдержала пять изданий, а до 1917 года её успели переиздать 29 раз, долгие годы молодежь заучивала его стихи наизусть, и хотя времена меняются и кумиры вместе с ними тоже, имя Надсона навсегда вписано в литературную книгу России.


Стихи Об Индии

О каких местах писал поэт

Три встречи Будды

1

Я вас призвал, старейшины Непала,
Как властелин и любящий отец.
Бесценный перл судьба мне даровала
На склоне дней в мой царственный венец.
Расцвел цветок, прекрасней и пышнее
Пурпурных роз Гангесских берегов,
Взошла звезда небесных звезд светлее,
Взлетел орел отважней всех орлов!
Как кедр, высок и строен Сидората;
Он наделен и меткою стрелой,
И медом уст курильщиц аромата,
И силой мышц, и гордой красотой.
Но тайный страх мне сердце угнетает:
Он всё грустит, возлюбленный мой сын;
Забав дворца, дичась, он убегает,
Угрюм и тих, он любит быть один;
В моих садах, как лань в глуши, он бродит,
И смотрит вдаль, и всё чего-то ждет,
И, всё томясь, ответа не находит
На ту печаль, что грудь его гнетет...

Не раз смущен тоской его упорной,
Я у него пытался расспросить,
Какая грусть своею тенью черной
Его чело дерзнула омрачить.
Я говорил: «Полны конюшни наши
Как вихрь степей могучих скакунов,
Я прикажу вином наполнить чаши,
Я созову танцовщиц и рабов;
В глуши лесов рассыпем мы облаву,
А ты учись стрелою и конем
Приобретать воинственную славу:
Не забывай — ты призван быть царем!»
Но он в ответ: «Отец, меня не манит
Веселый звук охотничьих рогов;
Моя душа в тяжелой скорби вянет,
Мой дух изныл под бременем оков!
Прости, отец!.. Иной я полн заботой!..
Я жажду знать, кто синий свод небес
В час тихих зорь румянит позолотой?
Кто. создал мир, кто создал степь и лес?
И много ль звезд рассеяно в лазури?
И есть ли жизнь на дальних облаках?
И чей призыв я слышу в шуме бури,
Чью вижу тень в полуночных тенях?»

И он стоял, как светом озаренный,
Смотря туда, где догорал закат,
И был глубок, как океан бездонный,
Его очей задумчивый агат,
И мрак кудрей тяжелою волною,
Прильнув к плечам, сбегал с его чела.
И мнилось мне, что за его спиною
Горят, как жар, два огненных крыла...
И с той поры тяжелое сомненье
Меня гнетет и мучит без конца:
Что, если он свое уединенье
Вдруг предпочтет величию венца
И, позабыв высокое призванье,
Свой древний род и сан своих отцов,
Пойдет искать безвестного познанья
В глуши пустынь и в сумраке лесов.

Три ночи Будды

В стране, где солнце не скупится
На зной и блеск своих лучей,
Где мирно синий Ганг струится
В затишье рисовых полей,
Где Гималайские вершины
Над пестрой скатертью долины
Горят в нетающих снегах, —
Был замок в древности глубокой:
Весь обнесен стеной высокой,
Тонул он в рощах и садах.
Он весь был мраморный; колонны
В резьбе... вдоль лестниц шелк ковров,
Вокруг — террасы и балконы,
У входа белые драконы,
И в нишах статуи богов.
Пред ним листва благоухала,
Блестел реки крутой извив,
И крыша пагоды мелькала
Меж кипарисов и олив.
А дальше, скученный и темный,
В бойницы замковой стены
Виднелся город отдаленный,
Столица знойной той страны —
Капилаваста.
Жизнь неслышно
И мирно в замке том текла;
И лишь одна природа пышно
Вокруг дышала и цвела:
Что год — тенистее бананы
Сплетали темный свой намет;
В ветвях их с криком обезьяны
Резвились... Розы круглый год
Цвели... Жасмин и плющ ползущий,
Окутав пальмовые кущи,
К земле спускались сетью роз;
Повсюду ярких тубероз
Венцы огнистые алели,
И винограда кисти рдели
На бархате террас. Ручей
Тонул весь в лилиях душистых,
И день, огонь своих лучей
Гася на кручах гор кремнистых,
Цветы вечернею зарей
Кропил холодною росой.
А в ночи, полные прохлады,
В густой траве, то здесь, то там
Кричали звонкие цикады,
Прильнувши к трепетным листам;
И сотни дремлющих растений
Струили волны испарений;
И у мерцающей реки,
Над полусонною волною,
Переливались бирюзою,
В траве мелькая, светляки...
Порою в зелени мелькала
Тень отрока. Он был высок
И строен. Мягко упадала
Его одежда с плеч до ног.
Загар наметом золотистым
Румянец щек его покрыл;
Избыток юности и сил
Сквозил в сложеньи мускулистом
Его груди и рук. Один
Всегда он был. То он ложился
Под тень развесистых маслин
И что-то думал, — то резвился...
Порой он припадал лицом
К ручью и наблюдал пытливо,
Как там сплетались прихотливо,
На дне, усыпанном песком,
Растенья в мраке голубом;
То вдруг на зов к нему на плечи
Послушно попугай слетал,
И тихо ласковые речи
Крикливой птице он шептал,
И весь дрожал и разгорался,
И вновь в раздумье уходил
Куда-то в глушь, и там грустил
Или загадочно смеялся...
Кто был он, — он и сам не знал.
Мрак строгой тайны покрывал
Всегда его существованье,
Но здесь ребенком он играл
И здесь проснулось в нем сознанье.
Он жил, рабами окружен,
Его желанья, как закон,
Всегда покорно исполнялись;
Неслышно яства появлялись
Обильно за его столом,
И полон пальмовым вином
Его был кубок. Без стесненья
Он жил и делал что хотел,
И только никогда не смел
Он стену перейти — предел
Его скитаний и владенья.
Запрета он не нарушал...
Ему сказали, что свершал
Он чью-то волю...