Цветаева Марина Ивановна

(1892 — 1941)

Очень часто люди уверены, что все удачи и неудачи человеческой судьбы предопределены и прописаны в зависимости от расположения звезд, планет, стихий и капризов мироздания, и с этим трудно не согласиться. Ведь тысячи и тысячи известных литераторов плавно и без очень страшных потерь «перетекли» из одного века в другой, из одной политической власти в виде батюшки царя в совершенно новую, в виде вчерашнего холопа этого батюшки, и даже стихи и прозу по этому поводу сумели сложить. А кому-то перемены стали приговором, причем с отложенной и медленной казнью, когда все на разрыв, когда что ни шаг, то пропасть и смерть, что ни поворот, то в новые адские муки и дьявольские насмешки. А ведь как благополучно и красиво были обставлены детские годы: любящие родители, из которых мама — прекрасный музыкант, ученица знаменитого пианиста Рубинштейна, и учит дочь музыке, а папа — профессор Московского университета, известный филолог и искусствовед, ставший в дальнейшем директором Румянцевского музея и основателем Музея изящных искусств, учит любимую дочь античной мифологии и словесности, все вместе они учатся трем- четырем языкам, и в шесть лет свои первые стихи Марина вообще пишет на французском и немецком языках. В 1899–1902 годах Цветаева училась в Музыкальном Общедоступном училище в классе фортепиано, в 1901–1902 годах — в женской гимназии в Москве, а осенью 1902 года из-за обнаруженного у нее туберкулеза вместе с семьей уехала на Итальянскую Ривьеру, жила в Нерви близ Генуи. В 1903–1904 годах училась во французском пансионе в Лозанне, в 1904–1905 годах в пансионе во Фрайбурге. В конце лета 1905 года Цветаевы вернулись в Россию, и Марина вместе с матерью и сестрой Анастасией жила в Ялте, где готовилась к поступлению в гимназию. Летом 1906 году отец Иван Цветаев перевез их в Тарусу Калужской области.

С сентября 1906 года Цветаева начала учиться по очереди в нескольких московских гимназиях, но нигде не могла прижиться — ей ставили в вину то непослушание, то свободомыслие, по мнению педагогов. Стоит ли присматриваться в семье к настрою ученика в таких случаях или пускать все на самотек? Вряд ли папа — Цветаев — мог бы что-то изменить, даже если бы сумел в самых страшных снах увидеть последствия такого характера любимой дочери. Пока вопрос удается решать иным способом, нежели смирение и послушание: летом 1909 года Цветаева предприняла первую самостоятельную поездку за границу. В Париже она записалась на летний университетский курс по старофранцузской литературе.

А впереди посещение лекций и клубных собраний при издательстве московских символистов «Мусагет» с осени 1909 года, через год — собрания кружка «Молодой Мусагет», это очень расширило круг ее литературных знакомств, осенью 1910 года она за свой счет печатает первый сборник стихов — «Вечерний альбом», и ее творчество привлекает внимание знаменитых поэтов — Валерия Брюсова, Максимилиана Волошина и Николая Гумилева, а в конце 1910 года в Москве состоялось знакомство Цветаевой с самим поэтом Волошиным и начались ее ежегодные поездки в знаменитый волошинский «Дом поэтов» в Крыму, в Коктебеле. Там же, в Коктебеле, в мае 1911 года Цветаева познакомилась с Сергеем Эфроном, а уже на следующий год, в 1912-м, они обвенчались. «Место моей души», — говорила она о Коктебеле. Но иногда летом ездила и в другие места — лето 1916 года запомнилось поездкой в город Александров, где жила ее сестра Анастасия Цветаева, и там Цветаевой был написан цикл стихотворений («К Ахматовой», «Стихи о Москве» и др.), а ее пребывание в городе литературоведы позднее назвали «Александровским летом Марины Цветаевой».

Революция и Гражданская война принесли в ее семью разлуки, смерти и необходимость покинуть страну. В 1922 году Цветаева с дочерью выехала из Москвы в Ригу, будет жить потом в Праге, Берлине, Париже, но в нищете и тоске по родине, по прошлому, по возможности что-то изменить. Ее возвращение в 1939 году, как и следовало ожидать, закончилось катастрофой — она навсегда лишилась мужа и дочери, была выброшена из жизни и общества. Непослушание, свободомыслие, непохожесть оказались ее сутью, которую официальная власть и ее апологеты чувствовали моментально. И не прощали. Последние свои дни на родине поэт Цветаева жила на подмосковной даче в Болшеве, а после начала войны и эвакуации — в татарском городе Елабуге, на Каме, и получила прописку в соседнем городке Чистополе. Наверное, это уже было слишком, и тогда непослушание приняло страшную и трагическую форму, не сохранив для потомков даже могилы: «...легко обо мне подумай, легко обо мне забудь...» В последнем автор ошиблась — в памяти людей страны, которая обладает удивительной способностью уничтожать своих лучших граждан, поэтесса Марина Цветаева осталась навека.

Цветаева Марина Ивановна

Очень часто люди уверены, что все удачи и неудачи человеческой судьбы предопределены и прописаны в зависимости от расположения звезд, планет, стихий и капризов мироздания, и с этим трудно не согласиться. Ведь тысячи и тысячи известных литераторов плавно и без очень страшных потерь «перетекли» из одного века в другой, из одной политической власти в виде батюшки царя в совершенно новую, в виде вчерашнего холопа этого батюшки, и даже стихи и прозу по этому поводу сумели сложить. А кому-то перемены стали приговором, причем с отложенной и медленной казнью, когда все на разрыв, когда что ни шаг, то пропасть и смерть, что ни поворот, то в новые адские муки и дьявольские насмешки. А ведь как благополучно и красиво были обставлены детские годы: любящие родители, из которых мама — прекрасный музыкант, ученица знаменитого пианиста Рубинштейна, и учит дочь музыке, а папа — профессор Московского университета, известный филолог и искусствовед, ставший в дальнейшем директором Румянцевского музея и основателем Музея изящных искусств, учит любимую дочь античной мифологии и словесности, все вместе они учатся трем- четырем языкам, и в шесть лет свои первые стихи Марина вообще пишет на французском и немецком языках. В 1899–1902 годах Цветаева училась в Музыкальном Общедоступном училище в классе фортепиано, в 1901–1902 годах — в женской гимназии в Москве, а осенью 1902 года из-за обнаруженного у нее туберкулеза вместе с семьей уехала на Итальянскую Ривьеру, жила в Нерви близ Генуи. В 1903–1904 годах училась во французском пансионе в Лозанне, в 1904–1905 годах в пансионе во Фрайбурге. В конце лета 1905 года Цветаевы вернулись в Россию, и Марина вместе с матерью и сестрой Анастасией жила в Ялте, где готовилась к поступлению в гимназию. Летом 1906 году отец Иван Цветаев перевез их в Тарусу Калужской области.

С сентября 1906 года Цветаева начала учиться по очереди в нескольких московских гимназиях, но нигде не могла прижиться — ей ставили в вину то непослушание, то свободомыслие, по мнению педагогов. Стоит ли присматриваться в семье к настрою ученика в таких случаях или пускать все на самотек? Вряд ли папа — Цветаев — мог бы что-то изменить, даже если бы сумел в самых страшных снах увидеть последствия такого характера любимой дочери. Пока вопрос удается решать иным способом, нежели смирение и послушание: летом 1909 года Цветаева предприняла первую самостоятельную поездку за границу. В Париже она записалась на летний университетский курс по старофранцузской литературе.

А впереди посещение лекций и клубных собраний при издательстве московских символистов «Мусагет» с осени 1909 года, через год — собрания кружка «Молодой Мусагет», это очень расширило круг ее литературных знакомств, осенью 1910 года она за свой счет печатает первый сборник стихов — «Вечерний альбом», и ее творчество привлекает внимание знаменитых поэтов — Валерия Брюсова, Максимилиана Волошина и Николая Гумилева, а в конце 1910 года в Москве состоялось знакомство Цветаевой с самим поэтом Волошиным и начались ее ежегодные поездки в знаменитый волошинский «Дом поэтов» в Крыму, в Коктебеле. Там же, в Коктебеле, в мае 1911 года Цветаева познакомилась с Сергеем Эфроном, а уже на следующий год, в 1912-м, они обвенчались. «Место моей души», — говорила она о Коктебеле. Но иногда летом ездила и в другие места — лето 1916 года запомнилось поездкой в город Александров, где жила ее сестра Анастасия Цветаева, и там Цветаевой был написан цикл стихотворений («К Ахматовой», «Стихи о Москве» и др.), а ее пребывание в городе литературоведы позднее назвали «Александровским летом Марины Цветаевой».

Революция и Гражданская война принесли в ее семью разлуки, смерти и необходимость покинуть страну. В 1922 году Цветаева с дочерью выехала из Москвы в Ригу, будет жить потом в Праге, Берлине, Париже, но в нищете и тоске по родине, по прошлому, по возможности что-то изменить. Ее возвращение в 1939 году, как и следовало ожидать, закончилось катастрофой — она навсегда лишилась мужа и дочери, была выброшена из жизни и общества. Непослушание, свободомыслие, непохожесть оказались ее сутью, которую официальная власть и ее апологеты чувствовали моментально. И не прощали. Последние свои дни на родине поэт Цветаева жила на подмосковной даче в Болшеве, а после начала войны и эвакуации — в татарском городе Елабуге, на Каме, и получила прописку в соседнем городке Чистополе. Наверное, это уже было слишком, и тогда непослушание приняло страшную и трагическую форму, не сохранив для потомков даже могилы: «...легко обо мне подумай, легко обо мне забудь...» В последнем автор ошиблась — в памяти людей страны, которая обладает удивительной способностью уничтожать своих лучших граждан, поэтесса Марина Цветаева осталась навека.


Стихи О Тарусе

Стихи о России

О каких местах писал поэт

Новолунье

Новый месяц встал над лугом,
Над росистою межой.
Милый, дальний и чужой,
Приходи, ты будешь другом.

Днем — скрываю, днем — молчу.
Месяц в небе, — нету мочи!
В эти месячные ночи
Рвусь к любимому плечу.

Не спрошу себя: «Кто ж он?»
Все расскажут — твои губы!
Только днем объятья грубы,
Только днем порыв смешон.

Днем, томима гордым бесом,
Лгу с улыбкой на устах.
Ночью ж... Милый, дальний... Ах!
Лунный серп уже над лесом!

Октябрь 1909, Таруса

Рассвет на рельсах

Покамест день не встал
С его страстями стравленными,
Из сырости и шпал
Россию восстанавливаю.

Из сырости — и свай,
Из сырости — и серости.
Покамест день не встал
И не вмешался стрелочник.

Туман еще щадит,
Еще в холсты запахнутый
Спит ломовой гранит,
Полей не видно шахматных...

Из сырости — и стай...
Еще вестями шалыми
Лжет вороная сталь —
Еще Москва за шпалами!

Так, под упорством глаз —
Владением бесплотнейшим
Какая разлилась
Россия — в три полотнища!

И — шире раскручу!
Невидимыми рельсами
По сырости пущу
Вагоны с погорельцами:

С пропавшими навек
Для Бога и людей!
(Знак: сорок человек
И восемь лошадей.)

Так, посредине шпал,
Где даль шлагбаумом выросла,
Из сырости и шпал,
Из сырости — и сирости,

Покамест день не встал
С его страстями стравленными —
Во всю горизонталь
Россию восстанавливаю!

Без низости, без лжи:
Даль — да две рельсы синие...
Эй, вот она! — Держи!
По линиям, по линиям...

Родина (О, неподатливый язык...)

О, неподатливый язык!
Чего бы попросту — мужик,
Пойми, певал и до меня:
«Россия, родина моя!»

Но и с калужского холма
Мне открывалася она —
Даль, тридевятая земля!
Чужбина, родина моя!

Даль, прирожденная, как боль,
Настолько родина и столь —
Рок, что повсюду, через всю
Даль — всю ее с собой несу!

Даль, отдалившая мне близь,
Даль, говорящая: «Вернись
Домой!» Со всех — до горних звезд —
Меня снимающая мест!

Недаром, голубей воды,
Я далью обдавала лбы.

Ты! Сей руки своей лишусь, —
Хоть двух! Губами подпишусь
На плахе: распрь моих земля —
Гордыня, родина моя!

12 мая 1932