Сологуб Федор Кузьмич

(1863 — 1927)

Федор Кузьмич Тетерников (будущий поэт Федор Сологуб) родился в Санкт-Петербурге в семье портного, бывшего крестьянина Полтавской губернии, но через несколько лет отец скончался, и судьба мальчика стала зависеть от семьи петербургских дворян Агаповых, где начала работать прислугой мать и

где прошло всё детство и отрочество будущего поэта, писателя, драматурга и публициста. Зависимое, униженное положение, усталость и раздраженность матери, считавшей порку сына лучшим способом воспитания, не могли не отразиться и на психике, и на духовной жизни будущего поэта.

Но пока Фёдор Тетерников прорывается к знаниям — поступил во Владимирское городское училище, через год перешёл в Рождественское городское училище, в 1879 году — в Петербургский учительский институт, где учился и жил на полном пансионе четыре года. По окончании института, в июне 1882 года он, взяв мать и сестру, уехал учительствовать в северные губернии — сначала в Крестцы, затем в Великие Луки (в 1885 году) и Вытегру (в 1889 году), — проведя в провинции в общей сложности десять лет, с 1882 по 1892 год.

При этом стихи он уже начал писать в 1877 году и продолжал творить и в провинции, а, вернувшись в 1892 году в Петербург, стал широко публиковаться в 1890 е годы в журнале «Северный вестник» — помимо стихотворений, были напечатаны первые рассказы, роман, переводы, рецензии. Там же, в журнале, ему придумали вызывавший «аристократические» ассоциации псевдоним. Безродное прошлое мальчика Федора в входящей в моду эпохе декаданса не поощрялось. Но прошлое меняться не хотело и навевало соответствующие нерадостные темы. «В самом стиле его писаний есть какое-то обаяние смерти», — замечал Корней Чуковский.

С 1896 года выходят его сборники стихов и прозы, и как-то все время под каждой обложкой присутствует все тот же «символ смерти». Ему вообще непросто найти себя — одно за другим сменяются его вдохновения, философские настроения, обогащая его лирику новыми образами и символами.

К середине 1900-х годов литературный кружок, собиравшийся в доме у писателя по воскресеньям ещё в середине 1890 х годов, стал одним из центров литературной жизни Петербурга, там бывали З. Гиппиус, Д. Мережковский, Н. Минский, А. Волынский, А. Блок, М. Кузмин, В. Иванов, С. Городецкий, А. Ремизов, К. Чуковский, из Москвы приезжали Андрей Белый, В. Брюсов. Сам Сологуб, по описанию очевидцев, «был важен, беседу вёл внятно и мерно, чуть-чуть улыбаясь. Он любил точность и ясность и умел излагать свои мысли с убедительностью математической». Маска выбрана, и без нее мальчик Федор Тетерников, а ныне ставший слугой эстетических исканий Федор Сологуб, не появляется не только в своем литературном салоне, но и просто за домашним завтраком.

На фоне повышенного интереса общества к новому искусству и к сочинениям Фёдора Сологуба он задумал серию поездок по стране с чтением стихов и лекций о новом искусстве, пропагандировавшей принципы символизма. После основательной подготовки и премьеры лекции «Искусство наших дней» 1 марта 1913 года в Санкт-Петербурге Сологуб с женой и соратником Игорем Северяниным выехали в турне. Более месяца продолжалась их поездка по более чем сорока российским городам (от Вильны до Симферополя и Тифлиса).

В Первую мировую войну и революцию философские и литературные взгляды Федора Кузьмича ждут немалые испытания. Войну Сологуб воспринял как роковое знамение, могущее принести множество поучительных, полезных плодов для российского общества, как средство пробуждения в русском народе сознания нации. Однако к 1917 году Сологуб закономерно разуверился в таком мистическом свойстве войны для России, увидев то, что видели все люди, смотревшие вокруг, а не только в свой придуманный мир.

Что касается революций, то тут тоже все было как у всех творцов того периода — Февральская революция, обрушившая монархию и создавшая предпосылки для демократического преобразования Российской империи, Фёдором Сологубом была встречена с воодушевлением и большими надеждами, а вот новая вызывала противоречивые чувства. Симпатизировавший долгое время левым поэт и писатель отходит в сторону от них, и с лета 1917 года газетные статьи Сологуба принимают откровенно антибольшевистский характер. Он с безоговорочной враждебностью отнёсся к большевистскому перевороту и последующим событиям. Всю зиму и весну 1918 года Сологуб пользовался любой возможностью опубликовать «просветительные» статьи, направленные против отмены авторского права, ликвидации Академии художеств и уничтожения памятников. Но его картонный меч в эпоху стальных чудовищ быстро вышел из строя, и он обратиться в декабре 1919 года в советское правительство за разрешением выехать. Решение вопроса затягивалось, и за это время случилось самоубийство жены, депрессия и переживания писателя и, как итог, — нежелание что-то менять. Но постепенно менялась жизнь вокруг — новая экономическая политика позволила оживить издательскую и типографскую деятельность, восстановились заграничные связи. И с конца 1921 года книги Сологуба начинают издаваться и в Советской России: выходят поэтические сборники «Фимиамы» (1921), «Одна любовь» (1921), «Костёр дорожный» (1922), «Соборный благовест» (1922), «Чародейная чаша» (1922), роман «Заклинательница змей» (1921), отдельное иллюстрированное издание новеллы «Царица поцелуев» (1921), переводы. Он будет работать в Союзе писателей, даже удостоится большого общественного события — празднования собственного юбилея — сорокалетия литературной деятельности, отмеченного 11 февраля 1924 года, опять читал лекции и публично выступал с чтением стихов. Но при этом писал «в стол» и очень не в пользу новой власти, а по мнению близко знавших его людей, «до конца дней своих люто ненавидел советскую власть, а большевиков называл не иначе как «туполобые». Но с мая 1927 года все это перестало иметь значение для Федора Кузьмича — окончательно и бесповоротно обострилась его давняя болезнь, и он так и не встал с постели.

Сологуб Федор Кузьмич

Федор Кузьмич Тетерников (будущий поэт Федор Сологуб) родился в Санкт-Петербурге в семье портного, бывшего крестьянина Полтавской губернии, но через несколько лет отец скончался, и судьба мальчика стала зависеть от семьи петербургских дворян Агаповых, где начала работать прислугой мать и

где прошло всё детство и отрочество будущего поэта, писателя, драматурга и публициста. Зависимое, униженное положение, усталость и раздраженность матери, считавшей порку сына лучшим способом воспитания, не могли не отразиться и на психике, и на духовной жизни будущего поэта.

Но пока Фёдор Тетерников прорывается к знаниям — поступил во Владимирское городское училище, через год перешёл в Рождественское городское училище, в 1879 году — в Петербургский учительский институт, где учился и жил на полном пансионе четыре года. По окончании института, в июне 1882 года он, взяв мать и сестру, уехал учительствовать в северные губернии — сначала в Крестцы, затем в Великие Луки (в 1885 году) и Вытегру (в 1889 году), — проведя в провинции в общей сложности десять лет, с 1882 по 1892 год.

При этом стихи он уже начал писать в 1877 году и продолжал творить и в провинции, а, вернувшись в 1892 году в Петербург, стал широко публиковаться в 1890 е годы в журнале «Северный вестник» — помимо стихотворений, были напечатаны первые рассказы, роман, переводы, рецензии. Там же, в журнале, ему придумали вызывавший «аристократические» ассоциации псевдоним. Безродное прошлое мальчика Федора в входящей в моду эпохе декаданса не поощрялось. Но прошлое меняться не хотело и навевало соответствующие нерадостные темы. «В самом стиле его писаний есть какое-то обаяние смерти», — замечал Корней Чуковский.

С 1896 года выходят его сборники стихов и прозы, и как-то все время под каждой обложкой присутствует все тот же «символ смерти». Ему вообще непросто найти себя — одно за другим сменяются его вдохновения, философские настроения, обогащая его лирику новыми образами и символами.

К середине 1900-х годов литературный кружок, собиравшийся в доме у писателя по воскресеньям ещё в середине 1890 х годов, стал одним из центров литературной жизни Петербурга, там бывали З. Гиппиус, Д. Мережковский, Н. Минский, А. Волынский, А. Блок, М. Кузмин, В. Иванов, С. Городецкий, А. Ремизов, К. Чуковский, из Москвы приезжали Андрей Белый, В. Брюсов. Сам Сологуб, по описанию очевидцев, «был важен, беседу вёл внятно и мерно, чуть-чуть улыбаясь. Он любил точность и ясность и умел излагать свои мысли с убедительностью математической». Маска выбрана, и без нее мальчик Федор Тетерников, а ныне ставший слугой эстетических исканий Федор Сологуб, не появляется не только в своем литературном салоне, но и просто за домашним завтраком.

На фоне повышенного интереса общества к новому искусству и к сочинениям Фёдора Сологуба он задумал серию поездок по стране с чтением стихов и лекций о новом искусстве, пропагандировавшей принципы символизма. После основательной подготовки и премьеры лекции «Искусство наших дней» 1 марта 1913 года в Санкт-Петербурге Сологуб с женой и соратником Игорем Северяниным выехали в турне. Более месяца продолжалась их поездка по более чем сорока российским городам (от Вильны до Симферополя и Тифлиса).

В Первую мировую войну и революцию философские и литературные взгляды Федора Кузьмича ждут немалые испытания. Войну Сологуб воспринял как роковое знамение, могущее принести множество поучительных, полезных плодов для российского общества, как средство пробуждения в русском народе сознания нации. Однако к 1917 году Сологуб закономерно разуверился в таком мистическом свойстве войны для России, увидев то, что видели все люди, смотревшие вокруг, а не только в свой придуманный мир.

Что касается революций, то тут тоже все было как у всех творцов того периода — Февральская революция, обрушившая монархию и создавшая предпосылки для демократического преобразования Российской империи, Фёдором Сологубом была встречена с воодушевлением и большими надеждами, а вот новая вызывала противоречивые чувства. Симпатизировавший долгое время левым поэт и писатель отходит в сторону от них, и с лета 1917 года газетные статьи Сологуба принимают откровенно антибольшевистский характер. Он с безоговорочной враждебностью отнёсся к большевистскому перевороту и последующим событиям. Всю зиму и весну 1918 года Сологуб пользовался любой возможностью опубликовать «просветительные» статьи, направленные против отмены авторского права, ликвидации Академии художеств и уничтожения памятников. Но его картонный меч в эпоху стальных чудовищ быстро вышел из строя, и он обратиться в декабре 1919 года в советское правительство за разрешением выехать. Решение вопроса затягивалось, и за это время случилось самоубийство жены, депрессия и переживания писателя и, как итог, — нежелание что-то менять. Но постепенно менялась жизнь вокруг — новая экономическая политика позволила оживить издательскую и типографскую деятельность, восстановились заграничные связи. И с конца 1921 года книги Сологуба начинают издаваться и в Советской России: выходят поэтические сборники «Фимиамы» (1921), «Одна любовь» (1921), «Костёр дорожный» (1922), «Соборный благовест» (1922), «Чародейная чаша» (1922), роман «Заклинательница змей» (1921), отдельное иллюстрированное издание новеллы «Царица поцелуев» (1921), переводы. Он будет работать в Союзе писателей, даже удостоится большого общественного события — празднования собственного юбилея — сорокалетия литературной деятельности, отмеченного 11 февраля 1924 года, опять читал лекции и публично выступал с чтением стихов. Но при этом писал «в стол» и очень не в пользу новой власти, а по мнению близко знавших его людей, «до конца дней своих люто ненавидел советскую власть, а большевиков называл не иначе как «туполобые». Но с мая 1927 года все это перестало иметь значение для Федора Кузьмича — окончательно и бесповоротно обострилась его давняя болезнь, и он так и не встал с постели.


Стихи О Костроме

Стихи о России

О каких местах писал поэт

Сквозь туман едва заметный…

Сквозь туман едва заметный
Тихо блещет Кострома,
Словно Китеж, град заветный, —
Храмы, башни, терема.
Кострома — воспоминанья,
Исторические сны,
Легендарные сказанья,
Голос русской старины,
Уголок седого быта,
Новых фабрик и купцов,
Где так много было скрыто
Чистых сил и вещих снов.
В золотых венцах соборов,
Кострома, светла, бела,
В дни согласий и раздоров
Былью русскою жила.
Но от этой были славной
Сохранила что она?
Как в Путивле Ярославна,
Ждет ли верная жена?

5—22 июля 1920, Княжнино

Великого смятения...

Великого смятения
Настал заветный час.
Заря освобождения
Зажглася и для нас.
Не даром наши мстители
Восходят чередой.
Оставьте же, правители,
Губители, душители
Страны моей родной,
Усилия напрасные
Спасти отживший строй.
Знамена веют красные
Над шумною толпой,
И речи наши вольные
Угрозою горят,
И звоны колокольные
Слились в набат!

11 ноября 1905

Гимн

Да здравствует Россия,
Великая страна!
Да здравствует Россия!
Да славится она!
Племён освободитель,
Державный русский меч,
Сверкай, могучий мститель,
В пожаре грозных сеч.
Да здравствует Россия,
Великая страна!
Да славится Россия!
Да процветёт она!
Не в силе Бог, не в силе,
А только в правде Он.
Мы правдой освятили
Свободу и закон.
Да славится Россия,
Великая страна!
Да здравствует Россия!
Да славится она!

1915

Люблю я грусть твоих просторов...

Люблю я грусть твоих просторов,
Мой милый край, святая Русь.
Судьбы унылых приговоров
Я не боюсь и не стыжусь.
И все твои пути мне милы,
И пусть грозит безумный путь
И тьмой, и холодом могилы,
Я не хочу с него свернуть.
Не заклинаю духа злого,
И, как молитву наизусть,
Твержу всё те ж четыре слова:
«Какой простор! Какая грусть!»

8 апреля 1903

О Русь! В тоске изнемогая...

О Русь! В тоске изнемогая,
Тебе слагаю гимны я.
Милее нет на свете края,
О родина моя!
Твоих равнин немые дали
Полны томительной печали,
Тоскою дышат небеса,
Среди болот, в бессильи хилом,
Цветком поникшим и унылым,
Восходит бледная краса.
Твои суровые просторы
Томят тоскующие взоры
И души, полные тоской.
Но и в отчаяньи есть сладость.
Тебе, отчизна, стон и радость,
И безнадёжность, и покой.
Милее нет на свете края,
О Русь, о родина моя.
Тебе, в тоске изнемогая,
Слагаю гимны я.

1899–1906

Печалью, бессмертной печалью...

Печалью, бессмертной печалью,
Родимая дышит страна.
За далью, за синею далью,
Земля весела и красна.
Свобода победы ликует
В чужой лучезарной дали,
Но русское сердце тоскует
Вдали от родимой земли.
В безумных, напрасных томленьях
Томясь, как заклятая тень,
Тоскует о скудных селеньях,
О дыме родных деревень.

10 апреля 1903