Глинка Федор Николаевич

(1786 — 1880)

Родиться и пожить в эпоху Екатерины II, а покинуть мир уже в разгар революционного террора и явного кризиса царизма — таким не многие могли бы похвастаться. У очень больного и слабого здоровьем от рождения Федора Глинки, ставшего потом в жизни поэтом, писателем, публицистом, общественным деятелем и офицером-воином, участником декабристских обществ и прожившего в результате почти столетие, это получилось.

Место рождения Федора Николаевича — имение Сутоки Смоленской губернии. Учиться будет в Петербурге в кадетском корпусе, после которого молодой прапорщик полюбится прославленному генералу М. Милорадовичу, и во многом это определит его судьбу — он будет участвовать под началом генерала во всех военных кампаниях против Наполеона, а после — с 1819 года — работать правителем канцелярии в Санкт-Петербурге при том же генерале. Первые боевые крещения — в 1805–1806 годах, когда в качестве адъютанта Милорадовича он чуть не погибает в битве при Браунау, ходит в штыковые атаки в Аустерлицком сражении, а когда неприятель опять появится на горизонте российских границ в 1812 году, поэт вновь покидает свое смоленское родовое гнездо и разделяет со своей Родиной все ее беды и победы — с отступающими войсками доходит до Бородина и принимает участие в сражении, участвует в боях при Тарутине, Малоярославце, Вязьме, а потом во всех боевых действиях наступающей армии. До Парижа дошел полковником, был награжден орденами Св. Владимира 4 степени, Св. Анны 2 степени, золотой шпагой с надписью «За храбрость», а также прусским орденом «За военные заслуги».

Но между великими битвами и эпохами в судьбе страны, между Аустерлицем и Бородино, в период военного затишья, живя в смоленском родовом имении, Федор Николаевич успевает привести в порядок записи военной поры, писать стихи, участвовать в работе Высочайше утвержденного Общества истории и древностей российских. Для изучения народного быта и нравов путешествует по Смоленской, Тверской, Московской губерниям, совершает поездки по Волге, по Киевской и Черниговской губерниям.

О военных событиях Глинка напишет и издаст «Письма русского офицера...», ставшие одним из ярчайших памятников отечественной военной мемуаристики об эпохе наполеоновских войн 1805–1806 и 1812–1815 годов. А в 1818 году он выпустит сборник стихотворных песен «Подарок русскому солдату», который на долгие годы вошел в обиход военной жизни. Потом будут еще новые книги, участие в новых обществах, которые будут ратовать за новое будущее России, будет содержание в Петропавловской крепости после восстания декабристов в 1825 году, исключение из военной службы, снятие чинов и ссылка в Петрозаводск, где неутомимый Федор Николаевич успеет не только поработать советником Олонецкого губернского правления, но и перевести на русский язык карело-финский эпос «Калевала», и написать несколько поэм по мотивам легенд этого края, которые отметит Александр Сергеевич Пушкин.

Период ссылки поэт будет считать благотворным и в одном из стихов отметит — будто «переродилось все во мне», с этим и уедет из Карелии, еще опальным, сначала в город Тверь в 1830 году, потом в Орел в 1832-м и, наконец, в Москву в 1835-м и до 1853 года. С Санкт-Петербургом он еще встретится в 1853-м и потом, с 1862-го и до последнего часа будет вести активную жизнь в Твери — станет основателем и председателем Тверского благотворительного общества «доброхотной копейки», учредившего бесплатную столовую для нищих и ремесленную школу, а в 1875-м, почти в восемьдесят лет, будет избран гласным городской думы Твери.

Возможно, если спросить даже любителей романсов, кому принадлежат стихи, например, классических романсов «Вот мчится тройка удалая...», «Не слышно шуму городского...», они могут и не ответить. Но Федор Николаевич на них бы и не обиделся — он был счастлив, что мог всю свою исследовательскую, научную, литературную, общественную и военную деятельность направить на пользу Родине и ее людям. И современники говорили о нем так: «Глинка — неутомимый в добре».

Глинка Федор Николаевич

Родиться и пожить в эпоху Екатерины II, а покинуть мир уже в разгар революционного террора и явного кризиса царизма — таким не многие могли бы похвастаться. У очень больного и слабого здоровьем от рождения Федора Глинки, ставшего потом в жизни поэтом, писателем, публицистом, общественным деятелем и офицером-воином, участником декабристских обществ и прожившего в результате почти столетие, это получилось.

Место рождения Федора Николаевича — имение Сутоки Смоленской губернии. Учиться будет в Петербурге в кадетском корпусе, после которого молодой прапорщик полюбится прославленному генералу М. Милорадовичу, и во многом это определит его судьбу — он будет участвовать под началом генерала во всех военных кампаниях против Наполеона, а после — с 1819 года — работать правителем канцелярии в Санкт-Петербурге при том же генерале. Первые боевые крещения — в 1805–1806 годах, когда в качестве адъютанта Милорадовича он чуть не погибает в битве при Браунау, ходит в штыковые атаки в Аустерлицком сражении, а когда неприятель опять появится на горизонте российских границ в 1812 году, поэт вновь покидает свое смоленское родовое гнездо и разделяет со своей Родиной все ее беды и победы — с отступающими войсками доходит до Бородина и принимает участие в сражении, участвует в боях при Тарутине, Малоярославце, Вязьме, а потом во всех боевых действиях наступающей армии. До Парижа дошел полковником, был награжден орденами Св. Владимира 4 степени, Св. Анны 2 степени, золотой шпагой с надписью «За храбрость», а также прусским орденом «За военные заслуги».

Но между великими битвами и эпохами в судьбе страны, между Аустерлицем и Бородино, в период военного затишья, живя в смоленском родовом имении, Федор Николаевич успевает привести в порядок записи военной поры, писать стихи, участвовать в работе Высочайше утвержденного Общества истории и древностей российских. Для изучения народного быта и нравов путешествует по Смоленской, Тверской, Московской губерниям, совершает поездки по Волге, по Киевской и Черниговской губерниям.

О военных событиях Глинка напишет и издаст «Письма русского офицера...», ставшие одним из ярчайших памятников отечественной военной мемуаристики об эпохе наполеоновских войн 1805–1806 и 1812–1815 годов. А в 1818 году он выпустит сборник стихотворных песен «Подарок русскому солдату», который на долгие годы вошел в обиход военной жизни. Потом будут еще новые книги, участие в новых обществах, которые будут ратовать за новое будущее России, будет содержание в Петропавловской крепости после восстания декабристов в 1825 году, исключение из военной службы, снятие чинов и ссылка в Петрозаводск, где неутомимый Федор Николаевич успеет не только поработать советником Олонецкого губернского правления, но и перевести на русский язык карело-финский эпос «Калевала», и написать несколько поэм по мотивам легенд этого края, которые отметит Александр Сергеевич Пушкин.

Период ссылки поэт будет считать благотворным и в одном из стихов отметит — будто «переродилось все во мне», с этим и уедет из Карелии, еще опальным, сначала в город Тверь в 1830 году, потом в Орел в 1832-м и, наконец, в Москву в 1835-м и до 1853 года. С Санкт-Петербургом он еще встретится в 1853-м и потом, с 1862-го и до последнего часа будет вести активную жизнь в Твери — станет основателем и председателем Тверского благотворительного общества «доброхотной копейки», учредившего бесплатную столовую для нищих и ремесленную школу, а в 1875-м, почти в восемьдесят лет, будет избран гласным городской думы Твери.

Возможно, если спросить даже любителей романсов, кому принадлежат стихи, например, классических романсов «Вот мчится тройка удалая...», «Не слышно шуму городского...», они могут и не ответить. Но Федор Николаевич на них бы и не обиделся — он был счастлив, что мог всю свою исследовательскую, научную, литературную, общественную и военную деятельность направить на пользу Родине и ее людям. И современники говорили о нем так: «Глинка — неутомимый в добре».


Стихи О Санкт-Петербурге

Стихи о России

О каких местах писал поэт

Буря

Что небо стало без лазури,
И волны ходят по Неве,
И тени облаков мелькают по траве?
Я слышу приближенье бури.
Я здесь не знаю, что творится надо мной,
Но близ меня, в щели стенной,
Уныло ветер завывает,
И он как будто мне о чем-то вспоминает
И будит давнюю какую-то мечту.
..................................................
.....................................................
Ах! Если бы я мог, оставя суету
И в чувствах нов и благороден,
Летать, как ветер по полям!
И только рано по зарям,
Прокравшись близ тюрьмы сторонкой,
Несчастным узникам тихонько
О чем-то милом напевать
И горьких в сладкое забвенье погружать!..

Между 9 марта — 31 мая 1826

Песнь узника

Не слышно шуму городского,
В заневских башнях тишина!
И на штыке у часового
Горит полночная луна!

А бедный юноша! ровесник
Младым цветущим деревам,
В глухой тюрьме заводит песни
И отдает тоску волнам!

«Прости, отчизна, край любезный!
Прости, мой дом, моя семья!
Здесь за решеткою железной —
Уже не свой вам больше я!

Не жди меня отец с невестой,
Снимай венчальное кольцо;
Застынь мое навеки место;
Не быть мне мужем и отцом!

Сосватал я себе неволю,
Мой жребий — слезы и тоска!
Но я молчу, — такую долю
Взяла сама моя рука.

Откуда ж придет избавленье,
Откуда ждать бедам конец?
Но есть на свете утешенье
И на святой Руси отец!

О русский царь! в твоей короне
Есть без цены драгой алмаз.
Oн значит — милость! Будь на троне
И, наш отец, помилуй нас!

А мы с молитвой крепкой к богу
Падем все ниц к твоим стопам;
Велишь — и мы пробьем дорогу
Твоим победным знаменам».

Уж ночь прошла, с рассветом в злате
Давно день новый засиял!
А бедный узник в каземате
Все ту же песню запевал!..

1826

Плаванье дней

Всё взморье — серебро литое!
Погодный день! — и солнце золотое
Глубоко в зеркале воды горит!
Уж Петербург от нас, как пышный сон, бежит:
Чуть видны острова с зелеными елями,
И домы с флагами, и башни со шпилями...
На левом береге мелькает монастырь,
И мыза Стрельная с дворцом своим белеет;
Кругом по берегам то дачи, то пустырь;
Вдали Кронштадт и Сестрорецк синеет...
Спокойствие... погода... тишина,
И стекловидная поверхность вод яснеет,
Как ясный слог Карамзина,
Как верная земных событий повесть,
Как, в чувстве правоты, светлеющая совесть...
Наш пароход — особый мир!
Тут люди разных стран, чинов и разной веры:
Калмык и жид, красавицы и офицеры;
Играет музыка — как званый пир!
Близ нас и мимо нас беспечно реют челны;
За нами синие веревкой вьются волны...
Неясных дум и ясной веры полный,
Я думал: будь земля — огромный пароход,
Будь пассажир — весь смертный род, —
Друзья! спокойно плыть и в беспокойстве вод!
Откинем страх: тут правит пароходом
Уж лучше Берда кто-нибудь!
(Но Берду все и честь и слава!)
Итак — спокоен, смертный, будь!
Будь жизнь — доверенность, и будет путь — забава!
Не унывай! по-детски веселись!
И, доброе дитя, отцу добра молись!
Не рабствуй суете — крепись!
Без воли кормчего твой не погибнет волос, —
С такой надеждою — вся жизнь игра!..
Покуда с палубы раздастся звонкий голос:
«Вот пристань, господа, гулять в саду пора!»

1825

1812 год

Дошла ль в пустыни ваши весть,
Как Русь боролась с исполином?
Старик-отец вел распри с сыном:
Кому скорей на славну месть
Идти? — И, жребьем недовольны,
Хватая пику и топор,
Бежали оба в полк напольный
Или в борах, в трущобах гор
С пришельцем бешено сражались.
От Запада к нам бури мчались;
Великий вождь Наполеон
К нам двадцать вел с собой народов.
В минувшем нет таких походов:
Восстал от моря к морю стон
От топа конных, пеших строев;
Их длинная, густая рать
Всю Русь хотела затоптать;
Но снежная страна героев
Высоко подняла чело
В заре огнистой прежних боев:
Кипело каждое село
Толпами воинов брадатых:
«Куда ты, нехристь?.. Нас не тронь!»
Все вопили, спустя огонь
Съедать и грады и палаты
И созиданья древних лет.
Тогда померкнул дневный свет
От курева пожаров рьяных,
И в небесах, в лучах багряных,
Всплыла погибель; мнилось, кровь
С них капала... И, хитрый воин,
Он скликнул вдруг своих орлов
И грянул на Смоленск... Достоин
Похвал и песней этот бой:
Мы заслоняли тут собой
Порог Москвы — в Россию двери,
Тут русские дрались, как звери,
Как ангелы! — Своих голов
Мы не щадили за икону
Владычицы. Внимая звону
Душе родных колоколов,
В пожаре тающих, мы прямо
В огонь метались и упрямо
Стояли под дождем гранат,
Под взвизгом ядер: всё стонало,
Гремело, рушилось, пылало;
Казалось, выхлынул весь ад:
Дома и храмы догорали,
Калились камни... И трещали,
Порою, волосы у нас
От зноя!.. Но сломил он нас:
Он был сильней!.. Смоленск курился,
Мы дали тыл. Ток слез из глаз
На пепел родины скатился...
Великих жертв великий час,
России славные годины:
Везде врагу лихой отпор;
Коса, дреколье и топор
Громили чуждые дружины.
Огонь свой праздник пировал:
Рекой шумел по зрелым жатвам,
На селы змием налетал.
Наш Бог внимал мольбам и клятвам,
Но враг еще... одолевал!..
На Бородинские вершины
Седой орел с детьми засел,
И там схватились исполины,
И воздух рделся и горел.
Кто вам опишет эту сечу,
Тот гром орудий, стон долин? —
Со всей Европой эту встречу
Мог русский выдержать один!
И он не отстоял отчизны,
Но поле битвы отстоял,
И, весь в крови, — без укоризны —
К Москве священной отступал!
Москва пустела, сиротела,
Везли богатства за Оку;
И вспыхнул Кремль — Москва горела
И нагнала на Русь тоску.
Но стихли вдруг враги и грозы —
Переменилася игра:
К нам мчался Дон, к нам шли морозы,
У них упала с глаз кора!
Необозримое пространство
И тысячи пустынных верст
Смирили их порыв и чванство,
И показался Божий перст.
О, как душа заговорила,
Народность наша поднялась:
И страшная России сила
Проснулась, взвихрилась, взвилась:
То конь степной, когда, с натуги,
На бурном треснули подпруги,
В зубах хрустели удила,
И всадник выбит из седла!
Живая молния, он, вольный
(Над мордой дым, в глазах огонь),
Летит в свой океан напольный;
Он весь гроза — его не тронь!..
Не трогать было вам народа,
Чужеязычны наглецы!
Кому не дорога свобода?..
И наши хмурые жнецы,
Дав селам весть и Богу клятву,
На страшную пустились жатву...
Они — как месть страны родной —
У вас, непризнанные гости:
Под броней медной и стальной
Дощупались, где ваши кости!
Беда грабителям! Беда
Их конным вьюкам, тучным ношам:
Кулак, топор и борода
Пошли следить их по порошам...
И чей там меч, чей конь и штык
И шлем покинут волосатый?
Чей там прощальный с жизнью клик?
Над кем наш Геркулес брадатый
Свиреп, могуч, лукав и дик —
Стоит с увесистой дубиной?..
Скелеты, страшною дружиной,
Шатаяся, бредут с трудом
Без славы, без одежд, без хлеба,
Под оловянной высью неба
В железном воздухе седом!
Питомцы берегов Луары
И дети виноградных стран
Тут осушили чашу кары:
Клевал им очи русский вран
На берегах Москвы и Нары;
И русский волк и русский пес
Остатки плоти их разнес.
И вновь раздвинулась Россия!
Пред ней неслись разгром и плен
И Дона полчища лихие...
И галл и двадесять племен
От взорванных кремлевских стен
Отхлынув бурною рекою,
Помчались по своим следам!..
И, с оснеженной головою,
Кутузов вел нас по снегам;
И всё опять по Неман, с бою,
Он взял — и сдал Россию нам
Прославленной, неразделенной.
И минул год — год незабвенный!
Наш Александр Благословенный
Перед Парижем уж стоял
И за Москву ему прощал!

1833

Тройка

Вот мчится тройка удалая
Вдоль по дороге столбовой,
И колокольчик, дар Валдая,
Гудит уныло под дугой.

Ямщик лихой — он встал с полночи,
Ему взгрустнулося в тиши —
И он запел про ясны очи,
Про очи девицы-души:

«Ах, очи, очи голубые!
Вы сокрушили молодца;
Зачем, о люди, люди злые,
Вы их разрознили сердца?

Теперь я бедный сиротина!..»
И вдруг махнул по всем по трем —
И тройкой тешился детина,
И заливался соловьем.

1825