Лохвицкая Мирра Александровна

(1869 — 1905)

Литературная судьба поэтессы относится к той группе, когда великолепно успешное начало завершилось печальным забвением. Именно так было и у Марии Лохвицкой, взявшей псевдоним Мирра: в начале пути — быстрое признание, восторги читателей, похвалы старших, престижная Пушкинская премия, присужденная молодой поэтессе уже за первый ее сборник; а по прошествии каких-то пятнадцати лет — холодные насмешки законодателей литературной моды, мелочные придирки критиков и равнодушие читающей публики, не удостоившей прежнюю любимицу даже живых цветов на похоронах.

А начался путь поэтессы в Петербурге, в семье, где отец был известным адвокатом, а мать — обрусевшая француженка. Детей в семье было много, и все с поэтическим даром, поэтому две старшие сестры — Мария и Надежда, стали почти соперницами, первая рано уйдет из жизни, а вторая останется как Тэффи, взяв ставший широко известным псевдоним. Семья будет часто переезжать, и в Московское Александровское мещанское училище (позже переименованное в Александровский институт) Мирра поступит в 1882 году уже в Москве. Получив после окончания свидетельство домашней учительницы, Мирра опять возвращается в Петербург и дебютирует в 1888 году, опубликовав несколько стихотворений в петербургском журнале «Север». Начиная с 1889 года стихотворения Мирры Лохвицкой регулярно публиковались в периодических печатных изданиях. В этот период Мирра Лохвицкая познакомилась со многими творческими личностями: писателями, поэтами, критиками, философами. В двадцать лет она писала поразительно зрелые и сильные стихотворения, призывающие наслаждаться жизнью и любить.

В 1890-е годы семья Лохвицких проводила лето в дачном поселке, расположенном между Ораниенбаумом и Петергофом, называемом «Ораниенбаумовской колонией». Впечатления от жизни в этой местности Мирра Лохвицкая отразила в целом ряде своих стихотворений и поэме «У моря». Здесь же она познакомилась и со своим будущим мужем, с которым после свадьбы переедет в 1891 году на жительство в Тихвин и Ярославль. До окончательного возвращения в Петербург в 1898 году Мирра еще успеет побывать в Крыму, где встретит в 1995 году поэта Константина Бальмонта, и это знакомство окажет серьезное влияние на ее жизнь. Восхитившись его стихами, она подарила ему книгу своих стихотворений с подписью «от читательницы и почитательницы», он выразит взаимное восхищение, и отношения закрутятся в прихотливый путаный клубок. Восхищение превратится в своеобразный, порой жестокий творческий поединок, последствия которого для поэтессы Лохвицкой оказались печальными, вплоть до душевного расстройства. В конце 1890 х годов здоровье еще недавно поражавшей своей красотой и нежностью Мирры Лохвицкой стало ухудшаться, она часто болела, страдала от болей в сердце и депрессии, и в 1905 году она уже была прикована к постели. В этом же году ее не стало.

Поэтический мир ее часто называли слишком узким. Отчасти так и было, и сама о себе она говорила: «Я? женщина и только». В ее произведениях больше внутренних переживаний, чем впечатлений от внешнего мира. На первый взгляд кажется, что современная эпоха вовсе не отражается в ее творчестве. Но ее стиль невозможно спутать с чьим-либо другим. В лирике Мирры Лохвицкой важное место занимала музыкальная стихия, подчиняющая себе темы, образы и ритмы. Такой она и вызывает новый интерес у современных литературоведов, которые как раз ставят ей в заслугу именно то, что она смогла сделать принципиально новый шаг в поэзии — «утверждение чисто-женского взгляда на мир». В этом отношении именно Лохвицкая считается основоположницей русской «женской поэзии» XX века, проложившей путь для А.А. Ахматовой, М.И. Цветаевой и других русских поэтесс. И пусть вместо цветов, которых не случилось для поэтессы в день проводов, послужит одно из мнений критика того времени: «Пламенная, страстная, женственно-изящная, порой в своих стихах слишком нервная, почти болезненная, но всегда индивидуальная, она явилась странным сочетанием земли и неба, плоти и духа, греха и порыва ввысь, здешней радости и тоски о „блаженстве нездешней страны“, по грядущему „царству святой красоты“».

Лохвицкая Мирра Александровна

Литературная судьба поэтессы относится к той группе, когда великолепно успешное начало завершилось печальным забвением. Именно так было и у Марии Лохвицкой, взявшей псевдоним Мирра: в начале пути — быстрое признание, восторги читателей, похвалы старших, престижная Пушкинская премия, присужденная молодой поэтессе уже за первый ее сборник; а по прошествии каких-то пятнадцати лет — холодные насмешки законодателей литературной моды, мелочные придирки критиков и равнодушие читающей публики, не удостоившей прежнюю любимицу даже живых цветов на похоронах.

А начался путь поэтессы в Петербурге, в семье, где отец был известным адвокатом, а мать — обрусевшая француженка. Детей в семье было много, и все с поэтическим даром, поэтому две старшие сестры — Мария и Надежда, стали почти соперницами, первая рано уйдет из жизни, а вторая останется как Тэффи, взяв ставший широко известным псевдоним. Семья будет часто переезжать, и в Московское Александровское мещанское училище (позже переименованное в Александровский институт) Мирра поступит в 1882 году уже в Москве. Получив после окончания свидетельство домашней учительницы, Мирра опять возвращается в Петербург и дебютирует в 1888 году, опубликовав несколько стихотворений в петербургском журнале «Север». Начиная с 1889 года стихотворения Мирры Лохвицкой регулярно публиковались в периодических печатных изданиях. В этот период Мирра Лохвицкая познакомилась со многими творческими личностями: писателями, поэтами, критиками, философами. В двадцать лет она писала поразительно зрелые и сильные стихотворения, призывающие наслаждаться жизнью и любить.

В 1890-е годы семья Лохвицких проводила лето в дачном поселке, расположенном между Ораниенбаумом и Петергофом, называемом «Ораниенбаумовской колонией». Впечатления от жизни в этой местности Мирра Лохвицкая отразила в целом ряде своих стихотворений и поэме «У моря». Здесь же она познакомилась и со своим будущим мужем, с которым после свадьбы переедет в 1891 году на жительство в Тихвин и Ярославль. До окончательного возвращения в Петербург в 1898 году Мирра еще успеет побывать в Крыму, где встретит в 1995 году поэта Константина Бальмонта, и это знакомство окажет серьезное влияние на ее жизнь. Восхитившись его стихами, она подарила ему книгу своих стихотворений с подписью «от читательницы и почитательницы», он выразит взаимное восхищение, и отношения закрутятся в прихотливый путаный клубок. Восхищение превратится в своеобразный, порой жестокий творческий поединок, последствия которого для поэтессы Лохвицкой оказались печальными, вплоть до душевного расстройства. В конце 1890 х годов здоровье еще недавно поражавшей своей красотой и нежностью Мирры Лохвицкой стало ухудшаться, она часто болела, страдала от болей в сердце и депрессии, и в 1905 году она уже была прикована к постели. В этом же году ее не стало.

Поэтический мир ее часто называли слишком узким. Отчасти так и было, и сама о себе она говорила: «Я? женщина и только». В ее произведениях больше внутренних переживаний, чем впечатлений от внешнего мира. На первый взгляд кажется, что современная эпоха вовсе не отражается в ее творчестве. Но ее стиль невозможно спутать с чьим-либо другим. В лирике Мирры Лохвицкой важное место занимала музыкальная стихия, подчиняющая себе темы, образы и ритмы. Такой она и вызывает новый интерес у современных литературоведов, которые как раз ставят ей в заслугу именно то, что она смогла сделать принципиально новый шаг в поэзии — «утверждение чисто-женского взгляда на мир». В этом отношении именно Лохвицкая считается основоположницей русской «женской поэзии» XX века, проложившей путь для А.А. Ахматовой, М.И. Цветаевой и других русских поэтесс. И пусть вместо цветов, которых не случилось для поэтессы в день проводов, послужит одно из мнений критика того времени: «Пламенная, страстная, женственно-изящная, порой в своих стихах слишком нервная, почти болезненная, но всегда индивидуальная, она явилась странным сочетанием земли и неба, плоти и духа, греха и порыва ввысь, здешней радости и тоски о „блаженстве нездешней страны“, по грядущему „царству святой красоты“».


Стихи О Санкт-Петербурге

О каких местах писал поэт

У моря (отрывки из поэмы)

...........................................................................
О, море!.. Ту же грусть и то же восхищенье
Невольные переживаю я, —
Как прежде, как тогда, в глубокое волненье
Опять душа погружена моя.
Как прежде, как тогда!.. То был ли сон блаженный,
Под говор волн, навеянный весной
И соловьиной песнью вдохновенной?
Минувшее воскресло предо мной:
Вот старый парк, свидетель первой встречи,
И где, в аллее темной и густой,
Внимала я смущенною душой
Его восторженные речи…
А вот кладбище, где, среди могил,
Он мне о «вечном» счастье говорил…
А вот беседка… вот обрыв заветный,
Все те места, где зрела неприметно
И разгоралась страсть моя
Лишь для того, чтоб вспыхнуть на прощанье
В тяжелый миг последнего свиданья…
.............................................................................

С утра поля покрыл туман свинцовый,
Окрестности неясны и бледны,
И море приняло оттенок новый —
Опаловой прозрачной глубины.
Сегодня в ночь волшебную гаданья,
Со дна его волнующихся вод
Завьется в блеске лунного сиянья
Утопленниц воздушный хоровод.

И если б я решилась в мир подводный
Уйти навек от горестей земных —
Теперь счастливой, гордой и свободной
Влилась бы в круг сестер моих. —

Венок купальский в море брошен мною, —
Я грустным взором следую за ним…
Он, зеленея темною листвою,
Мне изумрудом кажется живым…

Как бешено кружит его теченье!
Вот, разрезая белую волну,
Он показался, скрывшись на мгновенье…
Вновь вынырнул и… канул в глубину.
....................................................................
.................................................................

Блистающий средь сумрака ночного —
Горел огнями Петергоф.
Громадная толпа гудела бестолково
И вырвавшись из мраморных оков,
Взметая вверх клубы алмазной пыли,
Струи фонтанов пламенные били.
Роскошные гирлянды фонарей
Повиснули причудливо и ярко
На темной зелени ветвей,
Как пестрые цветы диковинного парка —
Сверкая в глубине аллей,
И в зеркале прудов, обманывая взоры,
Сливалися в волшебные узоры.
Я шла, безвольно руки опустив,
Под гнетом грусти бесконечной,
В душе моей все рос тоски прилив,
Среди толпы довольной и беспечной.
Бенгальского огня зелено-красный свет,
Веселый говор, смех и громкий треск ракет,
Все то, что прежде было мне так мило,
Теперь меня терзало и томило.
Вдруг прогремел оркестра первый взрыв
И странной болью в сердце отозвался.
Еще аккорд… Но, в воздухе застыв,
Он замер вмиг, — и тихий вальс раздался…

Я музыку люблю, как солнце, как цветы;
Она ласкает слух и, душу услаждая,
Уносит в даль крылатые мечты…
Но в этот миг напеву струн внимая,
Я плакала… Веселья каждый звук
Во мне рождал так много новых мук, —
И под мотив, исполненный печали,
В груди слова унылые звучали.
.........................................................................
Кончался фейерверк, но вальс не умолкал
И повторялся хором в отдаленье…
А предо мной невольно восставал
Души моей заветный идеал,
Неотразимое виденье.
.....................................................................

1890