Казакова Римма Федоровна

(1932 — 2008)

Может ли так случиться, что в скором будущем не останется людей, которые бы слышали имена и фамилии поэтов, писателей, литераторов, которые еще полвека назад были на слуху, и каждый обучавшийся хоть где-то человек мог быть в курсе, о ком идет речь? Абсолютно возможный сценарий, потому как уже и сейчас часто поэтическое творчество может идти своим путем, а публика — совсем другим. Но история же и знает немало случаев, когда эти пути неожиданно пересекались в десятилетиях или, может, даже веках, и автор не был забыт, и рукописи возвращались. Тут главный критерий — для нас, таких разных и непростых, или для себя, любимого, писал автор. Лирика поэта Риммы Казаковой, по мнению критиков, отличается чуткостью к человеческим страданиям и ее творчество определено характерными для конца 1950 х годов поисками человеческой порядочности и отказом от пафоса и пропаганды. Искала она все это в знатной компании поколения «шестидесятников» вместе с Евтушенко, Окуджавой, Вознесенским, Ахмадулиной, Рождественским, ее первые стихи были опубликованы в 1955 году, а уже в 1958 году вышел первый сборник «Встретимся на Востоке».

Истоки отношения к миру и людям, конечно, как всегда, в детстве — родилась в крымском Севастополе, полном героической истории, отец был военным, а имя, родителями придумали девочке патриотическое — РЭМО, что означало «Революция, Электрификация, Мировой Октябрь». На Римму она поменяет его в 20 лет. Но дух борьбы, преданности, соучастия во всем происходящем в стране не изменится в ней до конца.

Дитя военного времени, она много будет и переезжать с семьей: детство проведет в Белоруссии, школьные годы — в Ленинграде, там же окончит исторический факультет Ленинградского государственного университета. Семь лет жила на Дальнем Востоке, в Хабаровске, работала лектором, преподавателем, в газете, на киностудии, пока не начала печататься и выпускать книги. Хабаровский край стал настоящим вдохновением для молодой Риммы Казаковой, несмотря на весьма суровый ритм жизни в тайге. По работе девушка должна была часто отправляться в различные поездки и общаться с людьми, живущими на Дальнем Востоке с самого детства, эти поездки и люди помогли юной поэтессе вызвать в воображении необходимые образы, подобрать слова, создать метафоры и аллегории, благодаря которым родились ее отмеченные публикой и критикой стихотворения. В 1959 году Казакова была принята в Союз писателей СССР, в 1964 году окончила Высшие литературные курсы при Союзе писателей, была секретарем правления Союза писателей, а с 1999 года избрана первым секретарем Союза писателей Москвы, которым являлась до конца жизни. Сухие данные, которые когда-то означали право на драгоценное благополучие, а то и просто на жизнь, при свете сегодняшнего дня оказались выцветшими глиняными черепками, вот почему так важны те смыслы, отношения и внутренние истоки, которые вкладывала в свои стихи поэтесса Римма Федоровна Казакова. Они как раз и могут стать тем единственным, что останется на ладонях у читателя в качестве самых драгоценных каменьев и россыпей, которые не могут потускнеть и бесценны в любую пору.

Казакова Римма Федоровна

Может ли так случиться, что в скором будущем не останется людей, которые бы слышали имена и фамилии поэтов, писателей, литераторов, которые еще полвека назад были на слуху, и каждый обучавшийся хоть где-то человек мог быть в курсе, о ком идет речь? Абсолютно возможный сценарий, потому как уже и сейчас часто поэтическое творчество может идти своим путем, а публика — совсем другим. Но история же и знает немало случаев, когда эти пути неожиданно пересекались в десятилетиях или, может, даже веках, и автор не был забыт, и рукописи возвращались. Тут главный критерий — для нас, таких разных и непростых, или для себя, любимого, писал автор. Лирика поэта Риммы Казаковой, по мнению критиков, отличается чуткостью к человеческим страданиям и ее творчество определено характерными для конца 1950 х годов поисками человеческой порядочности и отказом от пафоса и пропаганды. Искала она все это в знатной компании поколения «шестидесятников» вместе с Евтушенко, Окуджавой, Вознесенским, Ахмадулиной, Рождественским, ее первые стихи были опубликованы в 1955 году, а уже в 1958 году вышел первый сборник «Встретимся на Востоке».

Истоки отношения к миру и людям, конечно, как всегда, в детстве — родилась в крымском Севастополе, полном героической истории, отец был военным, а имя, родителями придумали девочке патриотическое — РЭМО, что означало «Революция, Электрификация, Мировой Октябрь». На Римму она поменяет его в 20 лет. Но дух борьбы, преданности, соучастия во всем происходящем в стране не изменится в ней до конца.

Дитя военного времени, она много будет и переезжать с семьей: детство проведет в Белоруссии, школьные годы — в Ленинграде, там же окончит исторический факультет Ленинградского государственного университета. Семь лет жила на Дальнем Востоке, в Хабаровске, работала лектором, преподавателем, в газете, на киностудии, пока не начала печататься и выпускать книги. Хабаровский край стал настоящим вдохновением для молодой Риммы Казаковой, несмотря на весьма суровый ритм жизни в тайге. По работе девушка должна была часто отправляться в различные поездки и общаться с людьми, живущими на Дальнем Востоке с самого детства, эти поездки и люди помогли юной поэтессе вызвать в воображении необходимые образы, подобрать слова, создать метафоры и аллегории, благодаря которым родились ее отмеченные публикой и критикой стихотворения. В 1959 году Казакова была принята в Союз писателей СССР, в 1964 году окончила Высшие литературные курсы при Союзе писателей, была секретарем правления Союза писателей, а с 1999 года избрана первым секретарем Союза писателей Москвы, которым являлась до конца жизни. Сухие данные, которые когда-то означали право на драгоценное благополучие, а то и просто на жизнь, при свете сегодняшнего дня оказались выцветшими глиняными черепками, вот почему так важны те смыслы, отношения и внутренние истоки, которые вкладывала в свои стихи поэтесса Римма Федоровна Казакова. Они как раз и могут стать тем единственным, что останется на ладонях у читателя в качестве самых драгоценных каменьев и россыпей, которые не могут потускнеть и бесценны в любую пору.


Стихи О Таллине

Стихи о России

О каких местах писал поэт

Прибалтика

1

...И приеду я в ту страну,
в ту булыжниковую старину,
в то черненое серебро,
что как вороново перо.

Вороненый металл ворот,
бухты матовый разворот...
Город готики, я твой гость.
Твой залив собираю в горсть.

А в заливе полно камней —
как купающихся коней...
Вспомню каменно и легко
все, что дорого и далеко.

Где-то теплые тальники,
детства добрые тайники...
Отрезвляюще — в пух и прах! —
Таллин — талинкой на губах.

2

Качается море, качается...
Я, как поплавок, на плаву,
а мне лишь бы знать, что плыву,
и не о чем больше печалиться.

Вливается в море моя
душа, поиссохшая что-то,
как в землю уходят болота,
как реки вбегают в моря.

А дюны, как море, бегут,
и суша, как море, покачивается,
и, значит, нигде не оканчивается
то море, которое тут.

И значит, еще ерунда,
не согнуто и не сломано,
когда тебя держит соломинкой
такая большая вода.

Чтоб впредь — на приколе, на якоре,
а знать, что живу, что плыву,
что, как поплавок, на плаву.
Шумит во мне море, как в раковине.

Чтоб — как со свечою внутри,—
вобрав это море мятежное,
носить по российским метелицам
медвяные янтари.

3

...Я вспомню майскую Литву,
внезапность соловьиной трели.
Меня, как птицу, на лету
воспоминание подстрелит.
Смятенная до той поры,
там позабыла бред недужный.
Чужие боги к нам добры,
а может быть, и равнодушны.
И было весело горстям,
в которых плоть воды дышала.
И темный, кислый хлеб крестьян
не просто ела я — вкушала.
Все говорило мне: забудь
грусть дней, бесцельностью дробимых!
Довольно принимать за путь
разнообразие тропинок...
И, ветку отводя рукой,
себя отдав зеленой чаще,
вновь обретала я покой,
к себе вернувшись настоящей.
Я вспомню майскую Литву —
и будет чище мне и проще
плести те сети, что плету,
плестись своим путем средь прочих.
Я вспомню майскую Литву —
и словно я — на крепко сбитом,
бедой испытанном плоту,—
не по зубам любым обидам.
И надо мной, как небеса,
глаза весны, летящей в лето,
глаза, зеленые глаза —
листвы, травы, твои, рассвета.

4

Ты приходишь, Прибалтика,
как корабль из тумана,
от петровского ботика,
от пустынь океана.

Простираешься, сизая,
смутно и непогоже.
Не моя, не российская,
но российская все же.

Перепутались в давности
даты — кипою веток,—
где к твоей первозданности
прикоснулся мой предок.

В этой давности — разное,
как твоя Калевала,
где — с любовью и распрями
время правит кроваво.

Только помнить ли сечи нам,
у вражды ли учиться?
Колыхайся, посвечивай
молчаливо и чисто...

Что нам мелкие мелочи
в век, вопящий о братстве?
Как счастливая девочка,
говорю тебе: «Здравствуй!»

Припадаю, как к матери.
Словно финские сани,
мчат меня по Прибалтике
руны, дайны и саги.

Гимн России

Славься, Русь,
святая и земная,
в бурях бед
и в радости побед.
Ты одна
на всей земле —
родная,
и тебя дороже нет.
Ты полна любви и силы,
ты раздольна и вольна.
Славься, Русь,
великая Россия,
наша светлая страна!
Русь моя, всегда за все в ответе,
для других
ты не щадишь себя.
Пусть хранят
тебя на белом свете
правда,
вера
и судьба!

1991—1992

Для России нехитрым был выбор...

Для России нехитрым был выбор.
Или — прочь отошел,
или — выпил...
Ну и правильно,
коль разобраться!
То горчим на устах,
то торчим на постах
и то славу куем,
то — богатство.

У России все — так,
через шляпу.
Ни Америку к нам,
ни Европу
не приладить.
Трясет — не дай Боже!
Нас умом не понять.
А какую-то мать
понимать и не надо, похоже.

Не измерить нас общим аршином
на просторе, пока что обширном.
Все нас губит —
никак не погубит!
Кто-то все же поймет
наш неровный полет —
тот, кто верит, однако,
и любит.

Любить Россию нелегко

Любить Россию нелегко,
она — в ухабах, и траншеях,
и в запахах боев прошедших,
как там война ни далеко.

Но, хоть воздастся, может быть,
любовью за любовь едва ли,
безмерная, как эти дали,
не устает душа любить.

Страна, как истина, одна, —
она не станет посторонней,
и благостней, и проторенней
тебе дорога не нужна.

И затеряться страха нет,
как незаметная песчинка,
в глубинке города, починка,
села, разъезда, верст и лет.

Отчизны мед и молоко
любую горечь пересилят.
И сладостно — любить Россию,
хотя любить и нелегко.

Прозрачно Подмосковье, как росинка...

Прозрачно Подмосковье, как росинка

на крохотном березовом листе.
В росинке отражается Россия
во всей своей прозрачной чистоте.

Прозрачно елок синее сиянье.
Проталины прозрачны и ручьи.
И песни, что слагают россияне.
И первые весенние грачи.

Идешь ли по грибы или на лыжах,
прямым путем или тропинкой вкось, —
рябинника, снежинка, каждый рыжик
просвечивают стеклышком насквозь.

И человек, что был глухим, незрячим,
становится вдруг светел и прозрачен.
И я сама былинкою свечусь,
бесстрашию открытости учусь.

Гляжусь, как в речку дерево,
в Россию,
где у лугов и вод — как у огня,
где я пройду сквозь каждую осинку
и каждая осинка — сквозь меня.

И, словно это я леса растила,
луга косила, ставила дома,
во мне Россия, будто я — Россия,
и я в России — как она сама.

1974

Россию делает береза

Россию делает береза.
Смотрю спокойно и тверезо,
еще не зная отчего,
на лес с лиловинкою утра,
на то, как тоненько и мудро
береза врезана в него.

Она бела ничуть не чинно,
и это главная причина
поверить нашему родству.
И я живу не оробело,
а, как береза, черно-бело,
хотя и набело живу.

В ней есть прозрачность и безбрежность,
и эта праведная грешность,
и чистота — из грешной тьмы, —
которая всегда основа
всего людского и лесного,
всего, что — жизнь, Россия, мы.

Березу, как букварь, читаю,
стою, и полосы считаю,
и благодарности полна
за то, что серебром черненым
из лип, еловых лап, черемух,
как в ночь луна, горит она.

Ах ты, простуха, ах, присуха!
Боюсь не тяжкого проступка,
боюсь, а что, как, отличив
от тех, от свойских, не накажут
меня березовою кашей,
от этой чести отлучив…

А что, как смури не развеет
березовый горячий веник,
в парилке шпаря по спине…
Люби меня, моя Россия.
Лупи меня, моя Россия,
да только помни обо мне!

А я-то помню, хоть неброска
ты, моя белая березка,
что насмерть нас с тобой свело.
И чем там душу ни корябай,
как детство, курочкою рябой,
ты — все, что свято и светло.

1968