Чуковский Корней Иванович

В ад ведет много дорог, но есть самые страшные. Именно такая досталась Корнею Чуковскому (настоящее имя — Николай Эманнуилович Корнейчуков) в конце 1929 года, когда смертельно заболела его чуткая, эмоциональная фея, которую всегда было так легко рассмешить, обрадовать, изумить, рассердить, обидеть, его отрада, его муза, товарищ и единомышленник, с которым легко гулять, бегать, показывать мир и придумывать новые страны с волшебными зверями и птицами и новые рифмы и ритмы в стихах, после чего вместе прыгать от счастья, плясать и хохотать от переполняющей энергии, его младшая дочка Мурочка, которой он с пеленок читал Пушкина, Некрасова, Лонгфелло, учил буквы, придумывал новые словечки, понятные им обоим и еще миллионам детей всей страны. Для нее, читателя и собеседника, он собрал «Муркину книгу», которую она ждала с нетерпением. Эта книга стала не только Мурочкиным чтением: почти все дети страны уже почти столетие начинают читать по-русски с «Муркиной книги»: с «Путаницы», с «Закаляки», с «Котауси и Мауси», с «Чудо-дерева» и «Барабека». Мурочка Чуковская осталась на каждой странице и в каждой строчке любимых детьми всей страны книг, сказок, стихов, хотя сама умерла в страшных муках от костного туберкулеза, и готовый на любые жертвы и подвиги, чтобы пробраться к ней в закрытый для посещений специальный санаторий, отец сам заколотит ее гроб и опустит в землю, отписав знакомым в письме: «...литература умерла ... умер я — умерло все, кроме боли». Счастье кончилось. Музыка прекратилась. И кончились сказки — совсем. Впереди будет еще три десятилетия жизни, много монографий, лекций, переводов, статей, выступлений. Но это к жизни и радости от придуманных сказок уже не имело отношения — его смысл жизни, родившаяся в 1920 году Мура, которой он не мог купить в голодном Петербурге даже молока, но которая подарила ему и всем остальным детям целую планету новых образов, слов и миров, подарила вдохновение творить и создавать, чтобы принести счастье любому ребенку, его волшебная спасительница ушла.

А ведь когда-то он считал самой большой бедой в жизни свое безродное происхождение, рожденный матерью — прислугой, которая работала у его отца, потомственного почетного гражданина Эммануила Левенсона в Санкт-Петербурге. Не имея даже отчества, он с горечью писал о своих душевных страданиях: «...никогда не было такой роскоши, как отец или хотя бы дед...» Матери с детьми придется в 1887 году переехать в Одессу и Николаев, там он начнет учиться в гимназии, но будет отчислен из-за низкого происхождения. И ведь сумел он своим трудом и дарованием справиться с проблемой — много читал, самостоятельно учил языки, имел большие успехи в английском. С 1901 года работал в местной одесской газете и в 1903 году, как единственный сотрудник газеты, знающий английский язык, отправился корреспондентом «Одесских новостей» в Лондон. Кроме «Одесских новостей» английские статьи Чуковского публиковались в «Южном обозрении» и в некоторых киевских газетах. Но гонорары из России поступали нерегулярно, и Чуковский подрабатывал перепиской каталогов в Британском музее. Зато в Лондоне Чуковский основательно ознакомился с английской литературой — прочитал в оригинале Диккенса, Теккерея. Позднее, в 1916 году, Чуковский опять будет корреспондентом газеты «Речь» в Великобритании, Франции и Бельгии, но уже военным. А тогда, в 1904 году, вернувшись из Лондона в Одессу, Чуковский оказался захвачен надвигающейся революцией. Он дважды посетил в 1905 году восставший броненосец «Потемкин», кроме прочего приняв письма к близким у восставших моряков.

Переехав в том же году в Петербург, он начал издавать сатирический журнал «Сигнал», среди авторов которого были такие известные писатели, как Куприн, Федор Сологуб и Тэффи. После четвертого номера его арестовали за «оскорбление величества».

В 1906 году Корней Иванович приехал в финское местечко Куоккала (ныне Репино, Курортный район Санкт-Петербурга), где свел близкое знакомство с художником Ильей Репиным и писателем Короленко и где поселился на следующие десять лет. От сочетания слов Чуковский и Куоккала было с подачи Репина образовано название «Чукоккала», и это название рукописного юмористического альманаха, который Корней Иванович вел до последних дней своей жизни.

В литературе он занимается критикой, пишет критические очерки. С 1917 года принялся за многолетний труд о Некрасове, его любимом поэте, занимался биографией и творчеством других писателей XIX века (Чехова, Достоевского, Слепцова).

А вот увлечение детской словесностью, прославившее Чуковского, началось сравнительно поздно, когда он был уже знаменитым критиком. В 1916 году Чуковский составил сборник «Елка» и написал свою первую сказку «Крокодил». В 1923 году вышли его знаменитые сказки «Мойдодыр» и «Тараканище», а через год — «Бармалей». И как по волшебству, именно тогда рядом появилась тонкая и нежная, такая похожая, такая созвучная, такая музыкальная единомышленница, Мурочка. Стихи для него складываются сами собой — из домашних разговоров, из рисования вместе с дочерью, из ночных сказок, из прогулок. Лучшие стихи так и случаются, вырастают сами собой, складываются из жизни, именно потому у них такое легкое дыхание, такой колоссальный запас прочности.

Но было бы странно, если бы вскоре в среде партийных критиков и редакторов не возникло мнение, что книги Чуковского вредны пролетарскому ребенку, «потому что предлагают ему буржуазную муть» и в период, когда советскому ребенку надо было рассказывать о великих планах и свершениях, о могучих стройках и новых механизмах, об индустриализации и коллективизации, «не перековавшийся буржуазный писатель Чуковский отвлекал детей глупыми нелепицами, небывальщинами, говорящими зверями...». Его вытеснили отовсюду, сказки не только попали под запрет, но даже напечатавший его книги Госиздат подвергся жесткой критике за политические ошибки. Дома ждали четверо детей, надо было спасать семью, и писатель Чуковский покаялся: «Я понял, что всякий, кто уклоняется сейчас от участия в коллективной работе по созданию нового быта, есть или преступник, или труп...», — скажет он и даже пообещает написать для советских детей книгу «Веселая колхозия».

Болезнь Мурочки в тот же год он счел наказанием свыше, расплатой и понес этот крест до конца, перестав писать для детей. Потому что литература для самых маленьких — это литература о счастье. О победах добра над злом, о прекрасном мире, в котором так интересно жить, о любви, о нежности, о доверии — обо всем, что так нужно всякому человеку, чтобы прожить длинную и нелегкую жизнь. Для этого — вот сейчас, в волшебном возрасте от двух до пяти, — надо насытить детскую душу поэзией, красотой, любовью и счастьем.

Это он будет пытаться делать при общении с детьми, когда после войны поселится до конца жизни на даче в писательском поселке Переделкино, где и будет потом похоронен.

Но в любом случае у всех поколений страны есть и будет творчество счастливого периода счастливого человека — сказки, истории, стихи детского поэта.