Апухтин Алексей Николаевич

(1840 — 1892)

Мнительный, легко ранимый, «поэт милостью Божией», с репутацией шутника, остроумного и блестящего импровизатора, Алексей Николаевич Апухтин родился в истинно российских поэтических местах — Орловской губернии. Детство провел в имении Павлодар Козельского уезда Калужской губернии, а потом надолго связал свою жизнь с Петербургом — был самым блестящим учеником Императорского училища правоведения, потом служил в министерстве юстиции, вел жизнь петербургской «золотой молодежи», дружил с товарищем по училищу Петром Ильичом Чайковским, и благодаря этой дружбе российская публика получила на века многие прекрасные романсы про «пару гнедых, запряженных зарею», «ночи безумные, ночи бессонные», а апухтинские монологи в стихах, альбомные посвящения, пародии, эпиграммы и экспромты входили в репертуар модных столичных чтецов-декламаторов.

Он писал и прозу, и она была высоко оценена известными литературоведами и писателями, но при своей жизни он все же был известен публике как поэт романтический и светский, которого современники высоко ценили за естественность языка, искренность чувств, отсутствие вычурности, музыкальность, изящество, эмоциональную взволнованность. А он тем временем подмечал в стихах и нравы Петербурга, и события, отражавшиеся на судьбах окружающих, — от простой встречи выпускников до поведения публики в час военных действий своей Родины, писал о русской деревне, за которую болел душой и которую хорошо изучил, живя подолгу в своем орловском имении, славил российских защитников Родины на всех рубежах, особенно в Крымской войне, переживал за то, что отношения между людьми перестают быть «человеческими», и искренне пытался, хотя бы в стихах, достучаться до их «братских» чувств, сетуя на то, «как ожесточалась душа молодая», как человек, «утомяся борьбою», усомнился «в мудрости мира».

Литературоведы считают, одного факта неувядаемости песен и романсов Апухтина достало бы для признания его творчества явлением незаурядным. Но думается, что Апухтину русская поэзия обязана гораздо большим. Этот малоупоминаемый ныне поэт, вообще не бывший никогда особенно громким и не очень-то к тому стремившийся, по-видимому, почти в полном одиночестве сумел найти и мощно разработать свою «жилу», свою форму, которая столетие спустя развилась в целый стихотворный жанр, весьма активно эксплуатируемый поэтами XX века.

Апухтин Алексей Николаевич

Мнительный, легко ранимый, «поэт милостью Божией», с репутацией шутника, остроумного и блестящего импровизатора, Алексей Николаевич Апухтин родился в истинно российских поэтических местах — Орловской губернии. Детство провел в имении Павлодар Козельского уезда Калужской губернии, а потом надолго связал свою жизнь с Петербургом — был самым блестящим учеником Императорского училища правоведения, потом служил в министерстве юстиции, вел жизнь петербургской «золотой молодежи», дружил с товарищем по училищу Петром Ильичом Чайковским, и благодаря этой дружбе российская публика получила на века многие прекрасные романсы про «пару гнедых, запряженных зарею», «ночи безумные, ночи бессонные», а апухтинские монологи в стихах, альбомные посвящения, пародии, эпиграммы и экспромты входили в репертуар модных столичных чтецов-декламаторов.

Он писал и прозу, и она была высоко оценена известными литературоведами и писателями, но при своей жизни он все же был известен публике как поэт романтический и светский, которого современники высоко ценили за естественность языка, искренность чувств, отсутствие вычурности, музыкальность, изящество, эмоциональную взволнованность. А он тем временем подмечал в стихах и нравы Петербурга, и события, отражавшиеся на судьбах окружающих, — от простой встречи выпускников до поведения публики в час военных действий своей Родины, писал о русской деревне, за которую болел душой и которую хорошо изучил, живя подолгу в своем орловском имении, славил российских защитников Родины на всех рубежах, особенно в Крымской войне, переживал за то, что отношения между людьми перестают быть «человеческими», и искренне пытался, хотя бы в стихах, достучаться до их «братских» чувств, сетуя на то, «как ожесточалась душа молодая», как человек, «утомяся борьбою», усомнился «в мудрости мира».

Литературоведы считают, одного факта неувядаемости песен и романсов Апухтина достало бы для признания его творчества явлением незаурядным. Но думается, что Апухтину русская поэзия обязана гораздо большим. Этот малоупоминаемый ныне поэт, вообще не бывший никогда особенно громким и не очень-то к тому стремившийся, по-видимому, почти в полном одиночестве сумел найти и мощно разработать свою «жилу», свою форму, которая столетие спустя развилась в целый стихотворный жанр, весьма активно эксплуатируемый поэтами XX века.


Стихи О деревне Павлодарь

О каких местах писал поэт

В полдень

Как стелется по ветру рожь золотая
Широкой волной,
Как пыль поднимается, путь застилая
Густою стеной!

Как грудь моя ноет тоской безымянной,
Мученьем былым…
О, если бы встретить мне друга нежданно
И плакать бы с ним!

Но горькие слёзы я лью только с вами,
Пустые поля…
Сама ты горька и полита слезами,
Родная земля!

27 июня 1859

В уютном уголке сидели мы вдвоём...

..В уютном уголке сидели мы вдвоём,
В открытое окно впивались наши очи,
И, напрягая слух, в безмолвии ночном
Чего-то ждали мы от этой тихой ночи.

Звон колокольчика нам чудился порой,
Пугал нас лай собак,
тревожил листьев шорох...
О, сколько нежности и жалости немой,
Не тратя лишних слов, читали мы во взорах!

И сколько, сколько раз,
сквозь сумрак новых лет,
Светиться будет мне тот уголок уютный,
И ночи тишина, и яркий лампы свет,
И сердца чуткого обман ежеминутный!

24 августа 1874

Деревенские очерки

Проселок
По Руси великой, без конца, без края,
Тянется дорожка, узкая, кривая,
Чрез леса да реки, по степям, по нивам,
Всё бежит куда-то шагом торопливым,
И чудес, хоть мало встретишь той дорогой,
Но мне мил и близок вид ее убогой.
Утро ли займется на небе румяном —
Вся она росою блещет под туманом;
Ветерок разносит из поляны сонной
Скошенного сена запах благовонный;
Всё молчит, всё дремлет, в утреннем покое
Только ржи мелькает море золотое,
Да куда ни глянешь освеженным взором,
Отовсюду веет тишью и простором.
На гору ль въезжаешь — за горой селенье
С церковью зеленой видно в отдаленьи.
Вот и деревенька, барский дом повыше...
Покосились набок сломанные крыши.
Ни садов, ни речки; в роще невысокой
Липа да орешник разрослись широко,
А вдали, над прудом, высится плотина...
Бедная картина! Милая картина!..
Уж с серпами в поле шумно идут жницы,
Между лип немолчно распевают птицы,
За клячонкой жалкой мужичок шагает,
С диким воплем стадо путь перебегает.
Жарко... День, краснея, всходит понемногу...
Скоро на большую выедем дорогу.
Там скрипят обозы, там стоят ракиты.
Из краев заморских к нам тропой пробитой
Там идет крикливо всякая новинка...
Там ты и заглохнешь, русская тропинка!
По Руси великой, без конца, без края,
Тянется дорожка, узкая, кривая.
На большую съехал — впереди застава,
Сзади пыль да версты... Смотришь, а направо
Снова вьется путь мой лентою узорной —
Тот же прихотливый, тот же непокорный!

6 июля 1858

Май в Петербурге

Месяц вешний, ты ли это?
Ты, предвестник близкий лета,
Месяц песен соловья?
Май ли, жалуясь украдкой,
Ревматизмом, лихорадкой
В лазарете встретил я?
Скучно! Вечер темный длится —
Словно зимний! Печь дымится,
Крупный дождь в окно стучит;
Все попрятались от стужи,
Только слышно, как чрез лужи
Сонный ванька дребезжит.

А в краю, где протекали
Без забот и без печали
Первой юности года,
Потухает луч заката
И зажглась во тьме богато
Ночи мирная звезда.
Вдоль околицы мелькая,
Поселян толпа густая
С поля тянется домой;
Зеленеет пышно нива,
И под липою стыдливо
Зреет ландыш молодой.

27 мая 1855