Апухтин Алексей Николаевич

(1840 — 1892)

Мнительный, легко ранимый, «поэт милостью Божией», с репутацией шутника, остроумного и блестящего импровизатора, Алексей Николаевич Апухтин родился в истинно российских поэтических местах — Орловской губернии. Детство провел в имении Павлодар Козельского уезда Калужской губернии, а потом надолго связал свою жизнь с Петербургом — был самым блестящим учеником Императорского училища правоведения, потом служил в министерстве юстиции, вел жизнь петербургской «золотой молодежи», дружил с товарищем по училищу Петром Ильичом Чайковским, и благодаря этой дружбе российская публика получила на века многие прекрасные романсы про «пару гнедых, запряженных зарею», «ночи безумные, ночи бессонные», а апухтинские монологи в стихах, альбомные посвящения, пародии, эпиграммы и экспромты входили в репертуар модных столичных чтецов-декламаторов.

Он писал и прозу, и она была высоко оценена известными литературоведами и писателями, но при своей жизни он все же был известен публике как поэт романтический и светский, которого современники высоко ценили за естественность языка, искренность чувств, отсутствие вычурности, музыкальность, изящество, эмоциональную взволнованность. А он тем временем подмечал в стихах и нравы Петербурга, и события, отражавшиеся на судьбах окружающих, — от простой встречи выпускников до поведения публики в час военных действий своей Родины, писал о русской деревне, за которую болел душой и которую хорошо изучил, живя подолгу в своем орловском имении, славил российских защитников Родины на всех рубежах, особенно в Крымской войне, переживал за то, что отношения между людьми перестают быть «человеческими», и искренне пытался, хотя бы в стихах, достучаться до их «братских» чувств, сетуя на то, «как ожесточалась душа молодая», как человек, «утомяся борьбою», усомнился «в мудрости мира».

Литературоведы считают, одного факта неувядаемости песен и романсов Апухтина достало бы для признания его творчества явлением незаурядным. Но думается, что Апухтину русская поэзия обязана гораздо большим. Этот малоупоминаемый ныне поэт, вообще не бывший никогда особенно громким и не очень-то к тому стремившийся, по-видимому, почти в полном одиночестве сумел найти и мощно разработать свою «жилу», свою форму, которая столетие спустя развилась в целый стихотворный жанр, весьма активно эксплуатируемый поэтами XX века.

Апухтин Алексей Николаевич

Мнительный, легко ранимый, «поэт милостью Божией», с репутацией шутника, остроумного и блестящего импровизатора, Алексей Николаевич Апухтин родился в истинно российских поэтических местах — Орловской губернии. Детство провел в имении Павлодар Козельского уезда Калужской губернии, а потом надолго связал свою жизнь с Петербургом — был самым блестящим учеником Императорского училища правоведения, потом служил в министерстве юстиции, вел жизнь петербургской «золотой молодежи», дружил с товарищем по училищу Петром Ильичом Чайковским, и благодаря этой дружбе российская публика получила на века многие прекрасные романсы про «пару гнедых, запряженных зарею», «ночи безумные, ночи бессонные», а апухтинские монологи в стихах, альбомные посвящения, пародии, эпиграммы и экспромты входили в репертуар модных столичных чтецов-декламаторов.

Он писал и прозу, и она была высоко оценена известными литературоведами и писателями, но при своей жизни он все же был известен публике как поэт романтический и светский, которого современники высоко ценили за естественность языка, искренность чувств, отсутствие вычурности, музыкальность, изящество, эмоциональную взволнованность. А он тем временем подмечал в стихах и нравы Петербурга, и события, отражавшиеся на судьбах окружающих, — от простой встречи выпускников до поведения публики в час военных действий своей Родины, писал о русской деревне, за которую болел душой и которую хорошо изучил, живя подолгу в своем орловском имении, славил российских защитников Родины на всех рубежах, особенно в Крымской войне, переживал за то, что отношения между людьми перестают быть «человеческими», и искренне пытался, хотя бы в стихах, достучаться до их «братских» чувств, сетуя на то, «как ожесточалась душа молодая», как человек, «утомяся борьбою», усомнился «в мудрости мира».

Литературоведы считают, одного факта неувядаемости песен и романсов Апухтина достало бы для признания его творчества явлением незаурядным. Но думается, что Апухтину русская поэзия обязана гораздо большим. Этот малоупоминаемый ныне поэт, вообще не бывший никогда особенно громким и не очень-то к тому стремившийся, по-видимому, почти в полном одиночестве сумел найти и мощно разработать свою «жилу», свою форму, которая столетие спустя развилась в целый стихотворный жанр, весьма активно эксплуатируемый поэтами XX века.


Стихи О Санкт-Петербурге

О каких местах писал поэт

A la Pointe

Недвижно безмолвное море,
По берегу чинно идут
Знакомые лица, и в сборе
Весь праздный, гуляющий люд.

Проходит банкир бородатый,
Гремит офицер палашом,
Попарно снуют дипломаты
С серьезным и кислым лицом.

Как мумии, важны и прямы,
В колясках своих дорогих
Болтают нарядные дамы,
Но речи не клеются их.

«Вы будете завтра у Зины?..»
— «Княгине мой низкий поклон...»
— «Из Бадена пишут кузины,
Что Бисмарк испортил сезон...»

Блондинка с улыбкой небесной
Лепечет, поднявши лорнет:
«Как солнце заходит чудесно!»
А солнца давно уже нет.

Гуманное общество теша,
Несется приятная весть:
Пришла из Берлина депеша:
Убитых не могут и счесть.

Графиня супруга толкает:
«Однако, мой друг, посмотри,
Как весело Рейс выступает,
Как грустен несчастный Флери».

Не слышно веселого звука,
И гордо на всем берегу
Царит величавая скука,
Столь чтимая в светском кругу.

Темнеет. Роса набежала.
Туманом оделся залив.
Разъехались дамы сначала,
Запас новостей истощив.

Наружно смиренны и кротки,
На промысел выгодный свой
Отправились в город кокотки
Беспечной и хищной гурьбой.

И следом за ними, зевая,
Дивя их своей пустотой,
Ушла молодежь золотая
Оканчивать день трудовой.

Рассеялись всадников кучи,
Коляски исчезли в пыли,
На западе хмурые тучи
Как полог свинцовый легли.
...................................................
.........................................................

10 августа 1870

Май в Петербурге

Месяц вешний, ты ли это?
Ты, предвестник близкий лета,
Месяц песен соловья?
Май ли, жалуясь украдкой,
Ревматизмом, лихорадкой
В лазарете встретил я?
Скучно! Вечер темный длится —
Словно зимний! Печь дымится,
Крупный дождь в окно стучит;
Все попрятались от стужи,
Только слышно, как чрез лужи
Сонный ванька дребезжит.

А в краю, где протекали
Без забот и без печали
Первой юности года,
Потухает луч заката
И зажглась во тьме богато
Ночи мирная звезда.
Вдоль околицы мелькая,
Поселян толпа густая
С поля тянется домой;
Зеленеет пышно нива,
И под липою стыдливо
Зреет ландыш молодой.

27 мая 1855

На Неве вечером

Плывем. Ни шороха. Ни звука. Тишина.
Нестройный шум толпы всё дальше замирает,
И зданий и дерев немая сторона
Из глаз тихонько ускользает.
Плывем. Уж зарево полнеба облегло;
Багровые струи сверкают перед нами;
Качаяся, скользит покорное весло
Над полусонными водами...

И сердце просится в неведомую даль,
В душе проносятся неясные мечтанья,
И радость томная, и светлая печаль,
И непонятные желанья.

И так мне хорошо, и так душа полна,
Что взор с смущением невольным замечает,
Как зданий и дерев другая сторона
Всё ближе, ближе подступает.

30 мая 1856

После бала

Уж к утру близилось... Унынье превозмочь
На шумном празднике не мог я и тоскливо
Оставил скучный пир. Как день, сияла ночь.
Через Неву домой я ехал торопливо.

Всё было так мертво и тихо на реке.
Казались небеса спокойствием объяты;
Облитые луной, белели вдалеке
Угрюмые дворцы, заснувшие палаты;

И скрип моих саней один звучал кругом,
Но музыке иной внимал я слухом жадным:
То тихий стон ее в безмолвии ночном
Мне душу потрясал каким-то сном отрадным.

И чудилося мне: под тканью золотой,
При ярком говоре толпы немых видений,
В неведомой красе носились предо мной
Такие светлые, сияющие тени...

То вдруг какой-то страх и чувство пустоты
Сжимали грудь мою... Сменяя призрак ложный,
Другие чередой являлися мечты,
Другой носился бред, и странный и тревожный.

Пустыней белою тот пир казался мне;
Тоска моя росла, росла, как стон разлуки...
И как-то жалобно дрожали в тишине
Напева бального отрывочные звуки.

4 января 1857