Андрей Белый

(1880 — 1934)

До определенного года его жизни можно перечислять факты из биографии Бориса Николаевича Бугаева без особого напряжения — родился в центре Москвы, на Арбате, в семье известного математика, декана физико-математического факультета Московского университета, в 1899 году закончил знаменитую московскую гимназию Л.И. Поливанова, где в последних классах увлёкся буддизмом, оккультизмом, одновременно изучая литературу. В этом же году по настоянию отца поступил на естественное отделение физико-математического факультета Московского университета, где работает по зоологии беспозвоночных, изучает труды Дарвина, химию. Но в то же время в этот период жизни, как сформулировал сам Борис Николаевич, он «всецело отдается фразе, слогу», пытаясь соединить художественно-мистические настроения с позитивизмом, со стремлением к точным наукам. Почти каждое лето с 1899 по 1908 год живёт в имении отца Серебряный Колодезь Ефремовского уезда Тульской губернии (ныне Новодеревеньковский район Орловской области), творит там, вдохновляется природой и атмосферой покоя и русских просторов. Растет и формируется русский писатель, поэт, критик, мемуарист, стиховед, один из ведущих деятелей русского символизма и модернизма.

В декабре 1901 года все пока тоже понятно — взявший псевдоним Бугаев становится Андреем Белым и знакомится со «старшими символистами» — Брюсовым, Мережковским и Гиппиус, а осенью 1903 года вокруг Андрея Белого организовался литературный кружок, получивший название «Аргонавты». В это же время начинается весьма своеобразное знакомство с семьей еще одного символиста — Александра Блока, и с 1904 года эти поэты тесно сотрудничают в созданном журнале «Весы». Совершив в 1911 году ряд неблизких путешествий через Сицилию — Тунис — Египет — Палестину, Андрей Белый начинает вдруг напрягать соотечественников — читает начинающим поэтам лекции о неведомой до этого просодии — учении об ударении из античной грамматики, привозит из очередной поездки безоглядную приверженность религиозно-мистическому учению антропософии, потом в швейцарских пределах участвует в строительстве соответствующего храма — Гётеанума, посещает могилу Фридриха Ницше в деревушке под Лейпцигом и вдруг, неожиданно вернувшись в Россию, успевает после Октябрьской революции провести курс занятий по теории поэзии и прозы в московском Пролеткульте среди молодых пролетарских писателей, параллельно с энтузиазмом описывая в своих трудах метод сравнительно-исторического языкознания и разрабатывая тему создания вселенной из звуков.

В 1920 х годах своим поведением он стал удивлять даже сподвижников-поэтов, вовсю демонстрируя изломанное, скоморошеское поведение, «выплясывание» трагедии что на родине, что «в берлинских барах», где он жил в эмиграции с октября 1921 года по ноябрь 1923 года. Все трагедии в результате разрешились в местечке Кучино под Москвой, где поэт умер на руках своей очередной жены. Причем без эпатажа и здесь не обошлось — передавали друг другу, что получилось это все как следствие солнечного удара, случившегося с ним в Коктебеле. Где тот Коктебель и где то Кучино, но эти детали уже мало кого интересовали, в символично- модернистско-футуристичном мире по определению и тогдашнему разумению могло случиться все, что угодно.

Андрей Белый

До определенного года его жизни можно перечислять факты из биографии Бориса Николаевича Бугаева без особого напряжения — родился в центре Москвы, на Арбате, в семье известного математика, декана физико-математического факультета Московского университета, в 1899 году закончил знаменитую московскую гимназию Л.И. Поливанова, где в последних классах увлёкся буддизмом, оккультизмом, одновременно изучая литературу. В этом же году по настоянию отца поступил на естественное отделение физико-математического факультета Московского университета, где работает по зоологии беспозвоночных, изучает труды Дарвина, химию. Но в то же время в этот период жизни, как сформулировал сам Борис Николаевич, он «всецело отдается фразе, слогу», пытаясь соединить художественно-мистические настроения с позитивизмом, со стремлением к точным наукам. Почти каждое лето с 1899 по 1908 год живёт в имении отца Серебряный Колодезь Ефремовского уезда Тульской губернии (ныне Новодеревеньковский район Орловской области), творит там, вдохновляется природой и атмосферой покоя и русских просторов. Растет и формируется русский писатель, поэт, критик, мемуарист, стиховед, один из ведущих деятелей русского символизма и модернизма.

В декабре 1901 года все пока тоже понятно — взявший псевдоним Бугаев становится Андреем Белым и знакомится со «старшими символистами» — Брюсовым, Мережковским и Гиппиус, а осенью 1903 года вокруг Андрея Белого организовался литературный кружок, получивший название «Аргонавты». В это же время начинается весьма своеобразное знакомство с семьей еще одного символиста — Александра Блока, и с 1904 года эти поэты тесно сотрудничают в созданном журнале «Весы». Совершив в 1911 году ряд неблизких путешествий через Сицилию — Тунис — Египет — Палестину, Андрей Белый начинает вдруг напрягать соотечественников — читает начинающим поэтам лекции о неведомой до этого просодии — учении об ударении из античной грамматики, привозит из очередной поездки безоглядную приверженность религиозно-мистическому учению антропософии, потом в швейцарских пределах участвует в строительстве соответствующего храма — Гётеанума, посещает могилу Фридриха Ницше в деревушке под Лейпцигом и вдруг, неожиданно вернувшись в Россию, успевает после Октябрьской революции провести курс занятий по теории поэзии и прозы в московском Пролеткульте среди молодых пролетарских писателей, параллельно с энтузиазмом описывая в своих трудах метод сравнительно-исторического языкознания и разрабатывая тему создания вселенной из звуков.

В 1920 х годах своим поведением он стал удивлять даже сподвижников-поэтов, вовсю демонстрируя изломанное, скоморошеское поведение, «выплясывание» трагедии что на родине, что «в берлинских барах», где он жил в эмиграции с октября 1921 года по ноябрь 1923 года. Все трагедии в результате разрешились в местечке Кучино под Москвой, где поэт умер на руках своей очередной жены. Причем без эпатажа и здесь не обошлось — передавали друг другу, что получилось это все как следствие солнечного удара, случившегося с ним в Коктебеле. Где тот Коктебель и где то Кучино, но эти детали уже мало кого интересовали, в символично- модернистско-футуристичном мире по определению и тогдашнему разумению могло случиться все, что угодно.


Стихи О Москве

Стихи о России

О каких местах писал поэт

Весна

Всё подсохло. И почки уж есть.
Зацветут скоро ландыши, кашки.
Вот плывут облачка, как барашки.
Громче, громче весенняя весть.

Я встревожен назойливым писком:
Подоткнувшись, ворчливая Фекла,
нависая над улицей с риском,
протирает оконные стекла.

Тут известку счищают ножом...
Тут стаканчики с ядом... Тут вата...
Грудь апрельским восторгом объята.
Ветер пылью крутит за окном.

Окна настежь — и крик, разговоры,
и цветочный качается стебель,
и выходят на двор полотеры
босиком выколачивать мебель.

Выполз кот и сидит у корытца,
умывается бархатной лапкой.

Вот мальчишка в рубашке из ситца,
пробежав, запустил в него бабкой.

В небе свет предвечерних огней.
Чувства снова, как прежде, огнисты.
Небеса всё синей и синей,
Облачка, как барашки, волнисты.

В синих далях блуждает мой взор.
Все земные стремленья так жалки...
Мужичонка в опорках на двор
с громом ввозит тяжелые балки.

1903, Москва

На улице

Сквозь пыльные, желтые клубы
Бегу, распустивши свой зонт.
И дымом фабричные трубы
Плюют в огневой горизонт.

Вам отдал свои я напевы —
Грохочущий рокот машин,
Печей раскаленные зевы!
Все отдал; и вот — я один.

Пронзительный хохот пролетки
На мерзлой гремит мостовой.
Прижался к железной решетке —
Прижался: поник головой...

А вихри в нахмуренной тверди
Волокна ненастные вьют; —
И клены в чугунные жерди
Багряными листьями бьют.

Сгибаются, пляшут, закрыли
Окрестности с воплем мольбы,
Холодной отравленной пыли —
Взлетают сухие столбы.

1904, Москва

Первое свидание (отрывки)

О, незабвенные прогулки,
О, незабвенные мечты,
Москвы кривые переулки…
Промчалось всё: где, юность, ты!..
…………….
Да, — и опора в детской вере,
И Провидения рука —
На этой вычищенной двери
Литая, медная доска:
Михал Сергеич Соловьев
(С таких-то до таких часов).
………………….
Здесь возникал салон московский,
Где — из далекой мне земли, —
Ключевский, Брюсов, Мережковский
Впервые предо мной прошли.
Бывало —
— снеговая стая —
Сплошное белое пятно —
Бросает крик, слетая, тая —
В запорошенное окно;
Поет под небо белый гейзер:
Так заливается свирель;
Так на эстраде Гольденвейзер
Берет уверенную трель.
Бывало: в вой седоволосый
Пройдет из Вечности самой
Снегами строящий вопросы
Черноволосою космой, —
Захохотавший в вой софистик,
Восставший шубой в вечный зов, —
Пройдет «Володя», вечный мистик,
Или — Владимир Соловьев…
Я — вот... Я — здесь: студент московский.

1904—1921

Из окна вагона

Поезд плачется. В дали родные
Телеграфная тянется сеть.
Пролетают поля росяные.
Пролетаю в поля: умереть.

Пролетаю: так пусто, так голо...
Пролетают — вон там и вон здесь,
Пролетают — за селами села,
Пролетает — за весями весь;

И кабак, и погост, и ребенок,
Засыпающий там у грудей;
Там — убогие стаи избенок,
Там — убогие стаи людей.

Мать-Россия! Тебе мои песни,
О немая, суровая мать!
Здесь и глуше мне дай и безвестней
Непутевую жизнь отрыдать.

Поезд плачется. Дали родные.
Телеграфная тянется сеть —
Там — в пространства твои ледяные —
С буреломом осенним гудеть.

1908

Родина (Те же росы...)

...................................................
Те же росы, откосы, туманы,
Над бурьянами рдяный восход,
Холодеющий шелест поляны,
Голодающий, бедный народ;

И в раздолье, на воле — неволя;
И суровый свинцовый наш край
Нам бросает с холодного поля —
Посылает нам крик: «Умирай —

Как и все умирают...» Не дышишь,
Смертоносных не слышишь угроз: —
Безысходные возгласы слышишь
И рыданий, и жалоб, и слез.

Те же возгласы ветер доносит;
Те же стаи несытых смертей
Над откосами косами косят,
Над откосами косят людей.

Роковая страна, ледяная,
Проклятая железной судьбой —
Мать Россия, о родина злая,
Кто же так подшутил над тобой?

1908, Москва

Родине

Рыдай, буревая стихия,
В столбах громового огня!
Россия, Россия, Россия, —
Безумствуй, сжигая меня!

В твои роковые разрухи,
В глухие твои глубины, —
Струят крылорукие духи
Свои светозарные сны.

Не плачьте, склоните колени
Туда — в ураганы огней,
В грома серафических пений,
В потоки космических дней!

Сухие пустыни позора,
Моря неизливные слёз —
Лучом безглагольного взора
Согреет сошедший Христос.

Пусть в небе — и кольца Сатурна,
И млечных путей серебро,
Кипи фосфорически бурно,
Земли огневое ядро!

И ты, огневая стихия,
Безумствуй, сжигая меня
Россия, Россия, Россия —
Мессия грядущего дня!

1917